Бесполезно. Служанки делали морды тяпками и, громко щебеча о чём-то своём, лихо крутились вокруг меня, начёсывая, прихорашивая, взбивая волосы, втыкая в них бесконечные шпильки, заколки и ленты.
Потом на сцене появились шеренги баночек с румянами, белилами и прочей косметической ерундой, и я, никогда в жизни ещё не красившаяся, стала похожа на унылого клоуна, торчащего из пресловутого кочана капусты.
Такое впечатление, по крайней мере, у меня возникло, когда я опять увидела себя в зеркале.
– Вы просто красавица! – наперебой заверещали служанки, – господин ван Холландер будет в полном восторге! Он сам выбрал для вас это платье…
– Не сомневаюсь, – прошипела я, – наверняка, и намазать мне, как клоуна, велел тоже он!
Вот гад мстительный! Неужели никак не может мою детскую выходку забыть и изгаляется?
Мне даже не дали перевести дух. Всего несколько минут и меня схватили за руку и провели к выходу из особняка. А там, через цветущий парк прямо к наспех сооруженному алтарю с цветочной аркой. Под которой, глядя на меня с мстительной усмешкой, уже стоял Конрад фон Холландер.
Как только меня подвели к нему, откуда-то сбоку важно выплыл священник в черной рясе, напоминавший оплавленную свечу. Весь опухший, с мешками под глазами, двойным подбородком, бесформенными складками на рясе и под рясой. Страшно подумать из каких деревенских глубин его откопали и что он там делал.
Его светлейшество крепко сжал мою ладонь, видимо, опасаясь, что я могу сбежать прямо сейчас и требовательно кивнул священнику.
— Начинайте церемонию.
Священник подобострастно закивал, отчего все его складки заколыхались. Он встал перед нами с фон Холландером и шумно выдохнул. Меня тут же обдало концентрированным запахом чеснока, от чего в глазах тут же потемнело. На секунду мне даже показалось, что я вот-вот потеряю сознание. И, скажем честно, это мог быть неплохим выходом из сложившейся ситуации.
Вот только, обращая внимание на то, с каким рвением его светлейшество хочет завершить церемонию именно сегодня, вряд ли его остановит мое бесчувственное тело. Скорее, наоборот, развяжет руки.
Тем временем, священник принялся монотонно зачитывать текст священного брачного писания, которое чтилось по всей Остерании, как нерушимый союз влюбленных.
Вот только нас с его светлейшеством таковыми нельзя было назвать даже в самом жутком кошмаре.
— Итак, прежде чем я, благочестивый и непогрешимый последователь Дальгара, скреплю ваши чувства печатью верности, позвольте спросить. Является ли любовь каждой из сторон, искренней?
— Конечно, как же без этого, — с явным раздражением в голосе кинул фон Холландер.
А вот я захотела сказать правду. Что не только никакой любовью здесь не пахнет — я этого напыщенного мерзавца не могу даже видеть без того, чтобы у меня внутри все не переворачивалось от возмущения.
Но стоило мне только раскрыть рот, как фон Холландер снова до хруста сжал мою ладонь, от чего у меня изо рта вырвался только болезненный стон.
— А-а-а…
— Что, моя милая? — снова встряхнул своими складками священник, — Прости, я не расслышал…
— Она сказала “да”, — хмуро перебил его фон Холландер.
Затем повернулся ко мне и, продолжая сжимать мою руку, прошипел так, чтобы слышала это одна только я.
— Напоминаю. Или на рудники или в жены. Что скажешь?
Я нервно сглотнула и повернулась к священнику, который всё так же ждал моего ответа.
