С другой точки ощущения - страница 4

Арсений, растянув губы в улыбке, принимал гостей, смеялся и шутил, хлопал по плечу бывших одноклассников, обнимал девчонок, не стесняясь взяться ладонью чуть ниже дозволенного. Приглашал их за стол. Разумеется, он обещал сесть рядом со мной, чтобы я не чувствовала себя одинокой. Но не успел. Меня окружили со всех сторон веселые голоса и чужие тела. Лица – многочисленные, но одинаковые. Все они выражали только одно – напускную радость. И это было правильно. Если бы человек сидел за столом с кислой миной на лице, его бы никто не понял. Праздник же.

Не каждый день исполняется восемнадцать лет. Особенному популярному мальчику, перецеловавшемуся почти со всеми девочками из одиннадцатых и десятых классов, но так и не нашедшему пока ту самую. Парню, который вырос, но все еще боялся осуждения отца. Будущему то ли хореографу, то ли управляющему.

Я все-таки посмотрела на отца Марса. Он сидел чуть поодаль, в темноте. Избегал света лампочек, свисавших с потолка, словно вампир солнечных лучей. Со стороны можно было подумать, что он недоволен. Но побывав много раз в родительском сознании, я с уверенностью могла сказать, что он был честным в этот момент. Испытывал те самые чувства, которые вызывает у отца взрослеющий ребенок: минувшие годы детства Арсения, гордость и страх за него в будущем. И так по кругу. Именно эта искренность была настоящей любовью, неподкупной, Марса-старшего к Марсу-младшему. И мне нравились эти чувства куда больше, чем игривые мордашки гостей за столом.

Вскоре мама Арсения вынесла торт, и я заулыбалась.

– С днем рождения! – мама Арса поставила торт на стол, поцеловала сына в щеку и прошла быстрым шагом до столика своего мужа. Самую главную роль этого вечера она выполнила. Дело оставалось за малым: дождаться, когда молодежь вдоволь наорется и наестся; разложить нетронутую еду по контейнерам; прибраться и закрыть «ВасМарс» до завтра.

Моя задача заключалась в другом – все-таки попробовать притронуться к этому красному и бисквитному красавцу, наверняка невозможно вкусному, возвышавшемуся над столом. Съесть от именинного тортика хотя бы крошечку и постараться не умереть… от маминых визгов. Потом, когда вернусь домой. Да, мне уже исполнилось восемнадцать, но мою гипоаллергенную диету никто не отменял.

– Первый кусочек для Ва-асеньки! – растянул мое прозвище в улыбке Арсений и передал тарелочку с тортом.

И что же тут можно сделать, когда мечта идет прямо тебе в руки? Мой ответ: «Съесть!» И только. Как и обещала, всего крошечку.

Первый раз я переместилась в сознание другого человека в шестнадцать лет. Это было жутко. Я запомнила.

В этот день я сидела за третьей партой во втором ряду. Подходил к концу урок литературы, еще чуть-чуть – и я осталась бы незамеченной. Не спросили, какая удача! Я едва ли понимала, почему настолько важно знать наизусть стихотворение Фета.

Одноклассники на задних рядах гоготали в нетерпении. Им хотелось закончить эту эпопею и как можно быстрее улизнуть в спортзал. Для кого-то физкультура была спасением, для меня же, как думала мама, этот предмет мог добавить только лишние строчки в карточке болезни. И без того худая, бледная, маленькая и невзрачная, я не должна была носиться в спортзале как ужаленная. В отличие от лиц других детей, моя кожа на щеках после физической активности еще больше белела, а не краснела. После десятиминутного кросса я походила на чистое полотно, полностью сливавшееся с белой футболкой. И тогда моим русым волосам ничего не оставалось кроме того, чтобы поймать весь фокус на себя. Наконец-то отвлечь весь мир от моей болезненной (для завистливых – модельной) худобы и посмотреть на мое русое, местами вьющееся каре. Иногда мне и самой оно нравилось. Когда я чего-то стеснялась, то убирала несколько темных прядей за ухо и становилась «милашкой». Слова Арсения. Возможно, оттого я делала это чаще.