Случайная встреча в городе помогла познакомиться ближе. Он помнил, как приветствовал пришельцев: «О вы, небесные боги!». И как Инна ответила: «Мы разве боги?» – удивительным, еретически звонким голосом… И теперь небожители частенько приходили во Дворец Изящных Искусств на западной окраине столицы. Здесь находилась звукозаписывающая студия, стационарные ритмогромы, а также лицедейные и художные мастерские.
Афлюн долго не мог определить для себя – прекрасна богиня или уродлива. И это не давало покоя.
На её лице часто появлялась гримаса страдания. Почти всё огорчало её. Многое даже заставляло рыдать. Но в какой-то момент Афлюн, к своему ужасу, начал подозревать, что это не рыдание, а нечто противоположное: так называемый смех. Как у маленьких детей.
* * *
В искусстве, как в зеркале, отражается душа любого мира. Поэтому Инна, вместе с Артуром и Ярославом, или в составе другой группы, часто бывала во Дворце Искусств. Беседовала с музыкантами, артистами и художниками, слушала и смотрела их работы. Когда подходило время, спускалась в столовую, где продолжала, по выражению отца, налегать на вкусный иолантийский хлеб. Другие исследователи со «Стрежевого» встречались с учёными, бывали у Вовша и его коллег. Физики обещали свести землян со здешними биологами. Намечались визиты к планетологам, историкам, социологам.
Что удивительно – ни одного иолантийца пока что не удавалось залучить в гости на звездолёт. Полное отсутствие любопытства? Или затаённый страх? Перед чем, интересно?
На Иоланте не знали мелодий. Вся музыка заключалась в ритмах. Но уж в них местные музыканты достигли виртуозности. Талант, вложенный в ритмы, всё равно захватывал дух. Хотя и не покидало ощущение ущербности, какой-то увечности здешнего музыкального искусства.
Инна замечала, что Афлюн, кажется, влюблён в неё. Ей, как всякой женщине, было лестно – но и смешно.
– Вы прекрасны, – как-то сказал он.
Инна чуть улыбнулась. «Он же видит меня в чёрно-белой гамме! Как на фотографиях из моего детства. Моё детство… Даже не верится: было ли оно?»
– Афлюн! У вас остались записи старинных песнопений?
– Не знаю… Они запрещены.
– Почему же?
– Вредны для здоровья.
– Неправда! Вот, послушайте.
Она прокрутила вокализ Рахманинова. Потом поставила Дунаевского – увертюру к кинофильму «Дети капитана Гранта». И тут Афлюн – молодой здоровый парень… посерел лицом и свалился на пол. Инна испуганно вскрикнула. Отключила звук. Музыкант открыл глаза. Треугольное лицо перекосилось:
– Вас, Инна, подкупили еретики!
– Глупость! Чем можно подкупить богиню?
– Тем, чего вам здесь надо! За чем вы спустились с неба!
– Любопытно, за чем, по-вашему?
– Мы вымираем. Вы заберёте планету себе. Поселитесь здесь. Видно, не очень хорошо вам на ваших небесах… А еретиков вы оставите. Вам понадобится прислуга из местных.
– Какую чепуху городите! Фантазия у вас бредовая.
– Не знаю, не знаю… – буркнул музыкант, поднимаясь.
– Афлюн, вы хоть знаете, что такое счастье?
– Конечно. Отсутствие неудач и несчастий. Деньги…
Инна состроила недовольную гримаску. Иолантийское счастье – всего лишь отсутствие несчастья, не более того. Ноль. Отсутствие минуса. О плюсе даже речи нет.
– Афлюн, я не о таком счастье, а о настоящем. Когда душа поёт!
– Непонятно выражаетесь. Как может петь душа? Поёт горло. Верьте профессионалу.
Он щёлкнул выключателем. Зазвучал очередной ритм-шедевр. Афлюн протянул руку к шее Инны.
