– Идиот. Я тебя успокаивала вообще-то, – всхлипнула я.
– А то орал посреди ночи. И не помнишь уже, поди…
– Помню, – посерьёзнел мальчонка. – Ведьма, так ты
чего… Действительно пошевелиться не можешь?
– У-ууйди, а! – заревела я.
– Во дела, – почесал он подбородок очень естественным
жестом, будто бы там могло что-то расти в таком нежном возрасте. – И по нужде,
поди, хочется? Винишка-то столько выжрать…
– ВОН!!.. – заорала я сквозь слёзы.
Я действительно
не могла пошевелиться последние два часа, с момента, как проснулась. Прилетело
так прилетело…
Малец убежал. А вернулся с фланелевой пелёнкой и
убоищем Морой. Самую малость опоздав. Я крыла матом обоих, орала, но выгнать их
так и не смогла.
– А ведь я могла бы так же недвижно лежать в могиле
под корнями хромашек, – бесстрастно сказала кухарка и ловко переменила постель,
подложив мне пелёнку. – А вынуждена топтать бренную землю.
– Не по адресу претензии, – пробурчала я. – С Фрэнки
спрашивай. И ты чего это наверх поднялась? Я думала, ты выше первого этажа не
ходишь, чтобы поближе к земле быть.
– Тётенька Мора добрая. Это я её попросил, – пискнул
малец. – А то сам не справлюсь тебя ворочать. Маленький я ещё.
– Ма́ричек меня закопать пообещал. Когда подрастёт.
Хороший мальчик.
Покойница ушла, а у меня до сих пор от стыда щёки горели
огнём. Малец уселся на кровать и навис сверху, вперившись в меня любопытными глазёнками.
И даже взгляд не отвести.
– Ты, тётенька ведьма, не переживай, – бодро сказал
он. – У меня бабка перед смертью тоже совсем сдала. Ноги отказали. Всех сиделок
прогнала, только мне и верила. Так что я обращение знаю. И пролежни размять
могу, и пелёнку сменить. Ты ж мне как мамка теперь, вот я за тобой ухаживать и
буду. Хотя жалко – вроде не такая уж и старенькая… И чего это с тобой
приключилось, что помирать собралась?
– Не твоё дело, – хлюпнула я. Малец с готовностью завозюкал
платком у моего носа. – Как приключилось, так и обойдётся.
– Ага. Ну и ладно. Книжку тебе почитать, что ли?
Скучно лежать, наверное. Я вот бабке всегда читал.
– А ты и читать умеешь… Ну что за чудо-ребёнок, –
съязвила я. Было бы эффектнее с заломанной бровью, но кроме губ ничего на лице
не двигалось, голос и тот подводил.
– Умею, – кивнул Теддичек, не отводя серьёзных
глазёнок. – Вот покормлю тебя сначала, тётенька, а потом почитаю.
– Так, давай-ка сначала проясним кое-что. Ещё раз:
звать тебя как?
– Так Маричек, говорил же… Эх, мамка, и с памятью у
тебя беда…
– Выпорю. И солью присыплю. А потом Море скормлю. Ещё раз:
Эричек, Теддичек или Маричек?
– Эрик Теодор Маркус, – со вздохом признался малец. –
Бабка так назвала, она та ещё затейница была. Но «ушлёпок» так «ушлёпок». Не
гони меня только, тётенька Уна.
Смотреть, кроме как на эту мордашку, было некуда. Глаза
тоже застыли в одном направлении. Пожалуй, ошиблась вчера с возрастом. Лет десять,
наверное, мальцу. Да и не такой мелкий, как сначала показалось. Впрочем, из
положения лёжа любая сопля великаном покажется.
Рассудив здраво, от помощи я отказываться не стала.
Неизвестно, надолго ли я в таком состоянии оказалась. Просить местных
обитателей – себе дороже, тут же начнут жаловаться. А этот… Что я, перед ребёнком
смущаться буду?
Худо-бедно я была напоена и накормлена, хотя бы
челюсти работали. Но при этом вся заляпана, до того усердно малец старался. И
при этом трещал без умолку.
