Сколько он заплатил матери, что она прям вся растаяла перед этой горой тестостерона и согласилась продать наш райский уголок?
Сколько? Узнаю же...
Опустив кота на пол, и игнорируя его реакцию, двигаюсь к елке, чтобы оценить масштабы погрома. Внезапно острая тупая боль пронзает босую стопу.
— Ай! — пищу, хватаясь за ногу, но успеваю другой рукой удержать болтающееся на себе полотенце.
— Осторожно! Здесь же осколки от елочных игрушек, — слышу строгое замечание в свою сторону.
Лучше бы помог мне, а то стоит и протыкает насквозь недовольным взглядом.
Боже, как я умудрилась вляпаться во все это?
Жалею себя, и одновременно плюхаюсь на диван, держась за стопу.
— Дай посмотрю, — он уже рядом, вибрирует своим хрипловатым голосом и прикасается к моей ноге.
Внимательно осматривает, трогая подушечкой пальца рядом с порезом, пока я не дышу.
— Так болит? — нажимает.
— Не очень.
— А так?
— Покалывает немного.
На самом деле, ничего не чувствую, кроме древесного аромата его одеколона, обволакивающего мои ноздри.
— До свадьбы заживет, — делает вывод и встает с колен, на минуту лишая меня своего присутствия. — Где здесь аптечка?
— На кухне, в одном из шкафчиков... — мямлю как дура, потому что не могу оторваться от его глаз.
Они хамелеоны? То синие, то зеленые. Не разберу.
— Сиди, я за перекисью, — чувствуется, он раздражен.
— Угу, — провожаю это скульптурное тело, пока оно не исчезает за дверью.
И что мне теперь делать? — погруженная в свои мысли, проговариваю вслух.
Смотрю в одну точку перед собой, туго соображая, как быть дальше. Остаться я здесь не могу. На каких правах? А еще за окном метель поднялась как назло.
Мама, мама, ну, какого лешего ты...
— Выпрями ногу, — уже опять возле меня обдает теплом своего тела.
Я немного шугаюсь, но делаю, как он велит.
— Ш-ш-ш. Щипит, — скулю.
— Потерпишь, — говорит резко, но тут же дует на ранку с такой заботой, что у меня все плывет перед глазами.
Тонкий запах антисептика распространяется по воздуху, когда Филипп аккуратно прижигает рану, дезинфицируя. Его ухоженные пальцы легкие, словно перышки, не вызывающие боли или дискомфорта. Он прикладывает ватный спонжик медленным движением.
Этот мужчина врач? Или?.. Так сразу и не поймешь.
После такой тщательной и заботливой обработки, мне хочется превратиться в кошку, и в знак благодарности свернуться у него на коленях.
Я почти выполняю свою прихоть, тянусь к нему носом, улавливая нотки мужественности, поддаваясь его необычайной привлекательности, пока... Белая собака не пробуждает меня своим скулежом.
Надеюсь, этот Филипп не тупой, и мой намек поймет, как надо.
Ну, куда я сейчас поеду в такую пургу?
— Мама сказала, что ты хороший парень, — начинаю петь вступление сладким голосом. Даже самой противно.
— Настолько, что приходится терпеть у себя весь этот сыр-бор, — нарочно акцентирует на последних словах, потирая скулу.
Я уже говорила, что он хам?
4. Глава 4
Ксения
Уголёк, свернувшись в клубок, лежит у меня на животе, пока я прихожу в себя в спальне, которую заняла своими вещами. В спешке раскидала одежду по всем углам комнаты, когда искала, что на себя надеть. А ведь придется собирать все это обратно в чемодан.
Филипп прямо не ответил на мой намек, можно ли мне остаться здесь и переждать метель.
Нет, значит, нет. Возможно, у такого красавца есть женщина, которая может появиться в этом доме с минуту на минуту. А я тут красовалась перед ним в одном полотенце, рискуя соблазнить эту непробиваемую скалу шарма и мышц.
