Во время очередной поездки к ней «случайно» подсел какой-то армянин, и шапочное знакомство оказалось судьбоносным. Через несколько месяцев Жозеф, тот мужчина, стал моим любимым мужем.
В жизни мне ещё не встречалась столь страстная супружеская пара, как Мануш и Аршо. Стены их дома будто светились любовью и счастьем. Медовый месяц длился десять лет, до середины девяностых, и завершился вынужденной эмиграцией. Они взяли кредит, чтобы открыть своё дело, а в итоге лишились квартиры. Мануш подалась в Америку на заработки, чтобы вернуть утерянные деньги. Аршо с той же целью уехал с детьми в Санкт-Петербург, к брату, но больше не захотел возвращаться в Ереван, заявив, что там дети будут обречены на безработицу…
Полгода назад Аршо наконец-то приехал вместе с детьми в Лос-Анджелес. В Мануш пробудилась прежняя жизнерадостная женщина.
Благополучие вызывало в Вард чувство вины перед нами, поэтому время от времени она устраивала обеды в своём особняке на берегу океана. В такие дни Вард отпускала прислугу и принималась стряпать сама.
* * *
Мужчины расположились на террасе, обращённой к зелёной лужайке, за которой виднелся пролив, окаймлённый лесом и холмами. Ален и Жозеф о чём-то увлечённо спорили, Аршо в одиночестве пил коньяк, демонстративно пренебрегая сотрапезниками. Жозеф попытался вовлечь его в разговор.
– Если б не реплика вашей жены, я до сих пор так бы и остался холостяком.
– То есть как это? – строго спросил Аршо.
– Мы сидели рядом в поезде до Сан-Диего. В ответ на моё восклицание «Какие великолепные хоромы на побережье и какие счастливые люди их владельцы!» ваша жена ответила: «Это мы счастливые, а не они. У них всего по одному особняку, а мы наслаждаемся всей этой красотой».
– Так вы совершенно случайно оказались рядом? Она что, не понравилась вам? – с издёвкой спросил Аршо.
– Послушай, я об одном толкую, а ты совсем о другом думаешь, – от растерянности Жозеф перешёл на говор персидских армян.
– Собственно, какое имеет значение, понравилась она тогда Жозефу или нет? Главное: Мануш – порядочная женщина, – заметил Ален.
– Да, у вас удивительная жена, – добавил Жозеф.
– Я понял: она по душе вам обоим. Какое сходство вкусов! – желчно произнёс Аршо, пристально разглядывая рюмку.
Мужчины оторопели, за столом наступило тягостное молчание.
Я не слышала разговора, но наблюдала за ними через стеклянную кухонную перегородку.
– Аршо очень изменился. Куда подевались его непосредственность, юмор гюмрийца[4]? Я была уверена, что он легко найдёт язык с ребятами.
Мануш с грустью и отчаянием взглянула на меня.
– Мне вот что кажется: квартира у вас небольшая, в соседней комнате дети, и это вам мешает, – вполголоса сказала Вард.
– Десять лет назад ничего и никто нам не мешал, а теперь… – Чёрные глаза Мануш вспыхнули болезненным блеском.
– Между вами возникла стена, десятилетняя стена, и называется она эмиграция. Он чурается, а ты молчишь как истукан. Так нельзя, ты должна взять инициативу в свои руки. – Вард направилась в спальню и вернулась оттуда с женским нижним бельём. – Вот тебе наше задание: сегодня же обольстишь мужа. Мы вчетвером уедем в город, вернёмся поздно ночью. Оставляю вам весь особняк, наслаждайтесь друг другом, – тоном, не терпящим возражения, сказала Вард.
* * *
Вот что рассказала Мануш на следующее утро. Она выбрала самое скромное из неглиже, остальное бельё выглядело слишком вызывающе. Красного цвета трусики и бюстгальтер были обшиты мягкими выпуклыми белыми лентами – такое бельё носят праздничные вегасовские Снегурочки.
