– Я во всем ваш верный слуга, – обратился я тогда к гостю. – Хорошо бы, чтоб владычица красоты, к которой проникнуто склонностью сердце моего господина, тоже пожаловала сюда. Это было бы великолепно. Если вы соизволите, я тотчас же пошлю человека пригласить ее.
– Превосходно! – вскричал он с радостью, лишь только услыхал это. – Вы высказали сейчас как раз то, что лежало у меня на душе.
Я отправил за ней одного из своих слуг, и вскоре после полуночи, словно нежданное бедствие, эта ведьма явилась к нам в роскошных носилках. Ради своего гостя мне поневоле пришлось оказать ей любезную встречу. Приветливо, как только мог, я ввел ее и усадил рядом с ним. При виде ее мой гость так обрадовался, словно обрел все блага мира, а сама дьяволица повисла на шее прекрасного юноши – поистине, выглядело это подобно тому, как сияющий лик полной луны закрывает темная туча. Все приглашенные разделить наше общество замерли в изумлении. «Что за беда свалилась на этого юношу?» – думал каждый из них. Все взоры обратились туда; забыв о праздничных зрелищах, присутствующие не сводили с них глаз.
– Друзья! – сказал один из гостей. – Сердце и рассудок непримиримы: что откажется вместить в себя ум, то покажет вам сердце – этот неверный кафир[42]. Взгляните на Лейли глазами Маджнуна[43].
– Поистине, так оно и есть, – хором ответили все.
Я неотлучно был при гостях, как приказала мне пери. Хотя юноша настоятельно приглашал меня разделить с ним чашу и трапезу, но, боясь прогневить свою пери, я не мог расположить себя ни к еде, ни к питью, ни к развлечениям и отказывался от всего, говоря, что занят с гостями. Так прошло трое суток; на четвертую ночь он позвал меня и с жаром принялся говорить:
– Теперь нам пора уходить. Забросив ради вас все дела, мы находимся в вашем распоряжении целых три дня. Хоть напоследок присядьте с нами и порадуйте наше сердце.
«Если я и теперь его не послушаюсь, – подумал я про себя, – то он обидится, а ведь к новому другу, когда он твой гость, надо быть особенно внимательным». И тогда я сказал:
– Я должен исполнить просьбу господина, ибо учтивость превыше всего.
Лишь только юноша услыхал мой ответ, он подал мне чашу, и я опорожнил ее одним духом. А потом пошли обносить вином беспрерывно, так что скоро все участники пира опьянели до невменяемости, и я сам свалился без памяти.
Когда наступило утро и солнце поднялось ввысь на два копья, я открыл глаза, но не увидел ни прежнего убранства, ни общества, ни своей пери – осталась только пустая зала. Лишь в одном углу что-то было прикрыто покрывалом. Приподняв его, я увидел, что мой молодой гость и его возлюбленная оба лежат под ним обезглавленные. Эта картина ошеломила меня, я не мог понять, что произошло здесь за время моего сна. В изумлении я озирался по сторонам. Тут я заметил того евнуха, который хлопотал над приготовлениями к пиру. При виде его я немножко пришел в себя и стал расспрашивать, как все это случилось.
– Какой вам прок знать это? – ответил он мне.
Хорошенько подумав, я решил, что он прав.
– Ладно, не надо, – произнес я после некоторого колебания. – Скажи только, где сейчас госпожа?
– Извольте, что знаю, то расскажу, – отвечал он тогда. – Но как понимать, что такой умный человек, как вы, позволил себе без согласия госпожи, опираясь лишь на краткодневную дружбу с чужим человеком, грубо и бесцеремонно предаться с ним совместному пьянству?
