Глаза сами собой прикрываются, давая снежинкам упасть на закрытые веки.
Во мне не было ни капли магии. И как бы сильно Рураль не стремилась получить в свою власть последний из домов – я не смогу дать ей согласия, пытай она меня каждый день на протяжении года. Морская Принцесса без магии. Морская Принцесса, потерявшая связь с водой. Пустышка, которую ничего не стоит прихлопнуть при желании.
– Что ты сделала? – мужское шипение раздается совсем рядом, пока довольная и болезненная улыбка трогает мои губы. – Что ты, чёрт возьми, наделала, Селена?
Я распахиваю глаза, переводя взгляд медленно и неспешно, борясь с подступающей тошнотой и болью. В своём черном плаще Александр всегда осквернял стены моего дворца. Но почему-то смотря на него – такого испуганного, каким я его ещё не видела никогда – я чувствую внутри себя тепло удовольствия.
– Что я сделала? Я?
Мой голос срывается хриплым шепотом, и я делаю один неровный шаг в его сторону. Тут же покачиваюсь и замираю на месте. Мир вокруг кружится, покрывается темными пятнами, и мне приходится прикрыть глаза, чтобы медленно сглотнуть вязкую слюну, что царапает горло.
– Я сделала то, что не смог сделать ты.
– Ты никого не оставила… ты убила их всех, ты понимаешь?
Некогда желанный шепот стал для меня совсем чужим. Некогда я сама тянулась к его голосу, а сейчас мне хочется закрыть уши и глаза, чтобы не слышать его больше, не видеть никогда. Я сжимаю зубы с такой силой, что челюсть сводит от накатывающей ненависти.
– Я никого не убивала. Они просто… – взгляд скользит за спину стоящему мужчине – где-то там коридоры сходились в тронном зале. – Спят. И разбудить могу их только я.
– Но ты без магии, Селена, – голос Александра напитывается чем-то похожим на жалость.
– Верно. Гениально, правда? Перекрыть этой вероломной суке кислород вот так просто. Она заставляла задыхаться восточный народ, убивая их же стихией. Она живьем закапывала жителей Запада, пока грязь забивала им рот, нос и глаза. Она сжигала Юг, пока они не приняли её. Она пользовалась против нас нашим же оружием. И вот, – я снова покачиваюсь от наступающей боли, – мы обыграли её. Её же стратегией.
Александр набирает в легкие побольше воздуха, словно уже приготовившись читать свою тираду. Но я уже не слышу его голоса – даже если он что-то и сказал. В ушах звенит, с губ срывается стон, и я медленно падаю вместе со снежинками на землю. Боль пробирается всё глубже, опаляя внутренности обжигающим огнём. Что-то горячее и вязкое жжет внутреннюю сторону носа, стекает по носогубной складке. Часть остается на губах, течет по подбородку и падает вниз. Я кое-как распахиваю заслезившиеся глаза, чтобы увидеть пару капель алой крови прямо на снегу.
Глухо вскрикиваю, хватаясь обеими руками за голову, когда боль бьет снова, только теперь где-то в черепной коробке. Уши сдавливает от давления, и я жмурюсь, прикусывая щёку изнутри с такой силой, что теперь привкус металла оседает и на языке.
Сквозь стук крови в ушах – что кажется оглушающим – я слышу отдаленные шаги, скрип снега. И мне бы грешным делом подумать, что Александр сорвался со своего места, чтобы помочь мне. Лишь разлепив глаза, понимаю, что он не сдвинулся с места. И пока шаги становятся всё ближе, я запоздало осознаю, что мир вокруг становится каким-то узким, тесным и бесцветным.
Ледяные пальцы цепляются за мою шею и сжимают с такой силой, что с губ рвется лишь слабый хрип. Я пытаюсь ухватиться за эти вероломные пальцы, отстранить от себя. Но сил хватает лишь на то, чтобы жмуриться и хватать губами остатки свежего воздуха.
