Холод позади пронизывает всё тело ломотой в левой лопатке, пока пальцы второй руки цепляются за моё плечо. Это нечто – не человек и даже не зверь. Это нечто с силой сжимает моё плечо, чтобы в следующую секунду разомкнуть пальцы на шее и толкнуть меня – обессиленную – вперёд.
Я вовремя распахиваю глаза, но все равно не успеваю сориентироваться – тело глухо бьется о пол кареты, и я зажмуриваюсь, пока с губ слетает протяжный стон. Кажется, не избежать мне теперь синяков и ссадин – интересно, я вообще доберусь живой до… до куда меня там везут? Неспешно сажусь прямо на пол, потирая ушибленный локоть и опираясь плечом о мягкую обивку сидения. Карету покачивает из стороны в сторону – то влево, то вправо – из-за чего меня уже начинает подташнивать.
Экипаж в очередной раз подскакивает на какой-то кочке, и я с тихим визгом ударяюсь щекой о сидушку, а коленкой о дерево пола. Собираю в себе остаток сил, чтобы стукнуть подошвой сапог по двери – та даже не шелохнулась. Я даже спорить не хочу. Вряд ли они просто заперли эту дверь на один несчастный засов. Кое-как устроившись в тесном пространстве, я прислоняюсь спиной к сидушке за собой, а ноги подтягиваю поближе к груди, чтобы тут же обхватить их руками. Лоб упирается в острие колен, и я прикрываю глаза, пытаясь уложить в голове всё то, с чем мне пришлось столкнуться в последние пару дней.
И если в магию, связь того озера со мной и проблемы с памятью я ещё как-то могу поверить, то причастность этого мужчины ко всей ситуации мне мало понятна. Пальцами касаюсь лица, пытаясь хоть немного отрезвить собственные мысли.
Я как-то читала, что нередко когда у людей случаются затяжные, очень реальные сны. Что в таких снах всё может доходить до того, что ты будешь чувствовать боль, холод и жар, вкус еды и горечь травы. Может, всё это – один из этих случаев? Может, сейчас моя последняя попытка распахнуть глаза и оказаться в своей небольшой комнатке?
Меня беспокоит не то, что передо мной всё ещё знакомая обивка кареты, и даже не то, что осознание реальности захватывает меня полностью. Последние пару дней левая лопатка давала о себе знать слишком часто. То ныла, то зудела, то разрывалась от неприятной боли. Я отвожу плечи назад, выпрямляюсь, словно это хоть как-то может спасти ситуацию.
Постепенно, обрывками прошлого ко мне возвращалась память. Я смотрела на это со стороны, как какой-нибудь фильм, и толком не понимала. Не понимала происходящего, того, что всплывало в сознании и разрасталось уймой вопросов уже после того, как приходилось вернуться в жестокую реальность. Но важнее другое – я вспомнила его имя, так долго и упорно крутившееся на языке. И оно – столь простое и запоминающееся, – встречавшееся мне так много раз, вызывает внутри слишком много эмоций. Его взгляд, манера двигаться и говорить – это всё оказалось мне уже знакомым. Я видела эти черные, беззвездные глаза; это холодное лицо и черные волосы. Его голос столь долго преследовал меня повсюду, нарушая покой, а я обратила внимание на это только сейчас.
Я, наконец, нашла край незримой до этого нити, сматывая уже свой клубок, и вместе с тем ступала по таинственному лабиринту. Шаг за шагом узнавала каждый из поворотов, секретные ходы, таившие в себе незнакомые мне, но моей расколотой памяти ответы. И с первым мотком до меня дошла одна неутешительная мысль.
Во всём виноват он. Этот гаденыш на стороне Рураль. Прислуживает ей, словно верный пёс. И сейчас он везет меня к своей госпоже, ради того, чтобы… доказать преданность?
