Мак опийный – красавец несусветный! На розовой заре горит рассветной.
Он, отцветая, изменил обличье, как изгнанный пророк, чье нищее величье терзает душу призраком вины.
Из Лондона детали не видны.
Как там на родине? Какие снятся сны?
Алый мак, растущий в моем маленьком лондонском саду, терзающий душу своей неземной огненно алой красотой, принимающий разные позы и обличья, сбрасывающий с себя поутру скорлупки тугого бутона (роковые яйца, подумалось мне однажды), цветет необыкновенно долго для семейства маковых, облетающих едва ли не через пару дней. Из младенца он превращается в писаного юного красавца в багряном плаще, водрузившего на себя (по кровавому праву всех власть имущих) бархатную шапку Мономаха. Во время грозы он (а, может быть, это она?) укрывает созревающую головку огромными мускулистыми лепестками, как птица крыльями – птенца.
Однажды ранним летом расцвели сразу пятнадцать особей – иначе их не назовешь. Каждый – индивидуальность. Каждый прожил на моих глазах свою житейскую драму. Был среди них «изгнанный пророк» в багряном плаще и «ангел гнева» с опаленными крыльями, была «мать-одиночка», укрывающая младенца от житейских бурь, был «погибающий наркоман» в пароксизме ломки, но и к нему прилетела и затрепетала над ним дикая лесная пчела.
Сады цветут, но увядают лица.
Сад – как редут, вокруг него – больница.
Там хроники, в болезненной отваге,
напишут хроники на рецептурном бланке:
как лечат их – без опия и ханки —
охранники, ботаники и маги.
Опавшие маки явили мне свою абсолютную «голую суть», они в плохую погоду переплелись сухими стеблями и облысевшими головками, удерживая друг друга на ветру, давая нам уроки выживания в экстремальных условиях. Дескать, держитесь вместе, не пропадете. Короче, кусты цветущего опиумного мака (почти в центре Лондона) – это целый мир со своими страстями и трагедиями. И даже маленькими радостями.
Когда мне дарили крохотный болезненный отросток этого возмужавшего в моем саду гиганта, предупредили, что соседи могут меня неправильно понять и донести (есть такой британский обычай) куда следует. Пока Бог миловал, и я надеюсь на дальнейшее урожайное фото-общение с этой волнующей и опасной красотой, заполонившей собой большой кусок воздушного садового пространства и моей души.
Магия мака – магия красоты и восторга. Тонкая, почти невидимая черта отделяет эйфорию любования от пагубной, гибельной страсти, зовущей в зачарованный мир ускользающего в вечность, бликующего и влекущего небытия.
И все же, я полагаю, что экстатическое любование прекрасным равно любовному восторгу, не столь гибельному, сколь жизнетворящему.
* * *
В июньском саду, среди легчайших пчел,
тяжелых шмелей и павлиньих вздохов,
словно бы кто-то меня не учел,
списал со счетов.
не включил в подведенье итогов.
За оградою сада, кто смел, тот и съел,
все толкутся, тусуются, жалят без толку.
Но меня отстранили бы словно от дел,
отложили на дальнюю полку.
За оградою сада меня не видать…
Накипает садовая сладкая млечность.
Льется летняя божья на всех благодать,
