Погромы начинались обычно с того, что ворота и калитки домов, где проживали еврейские семьи, обмазывались (обычно ночью) дёгтем или смолой. Сураж жил в тревожном напряжении, в ожидании чего-то страшного.
Однажды утром, выводя своих коров, хозяйки обнаружили обмазанные калитки и ворота. Только калитка дома кузнеца Андрея и его кузница не были тронуты. Поднялся страшный переполох. Мужчины не пошли на работу.
Давид не пошёл в синагогу. Он побежал к Андрею в кузню. Выбрал из заготовок металлический круглый прут длиной примерно три метра. Вернулся домой. Пробегая, обратил внимание, что калитка Аарона тоже была обмазана. Он попросил Риву и Лёву спуститься в погреб, который был в кухне. Дал им валенки и тёплые одеяла. В погребе даже летом было довольно прохладно. Спустил им флягу с водой и попросил не издавать какого-либо звука. Затем закрыл крышку погреба маленьким ковриком и надвинул тяжёлый кухонный стол. Взял прут и вышел во двор. Закрыл дом на засов и стал ждать. Из соседнего дома вышли Аарон с Соломоном, закрыли дом на засов.
В руках Аарона ничего не было. Соломон держал в руке огромную дубину. Аарон приказал сыну стоять у двери дома. Затем многозначительно посмотрел на Давида, на его прут и уселся на пенёк на дорожке к дому.
Все были готовы встретить погромщиков. Прошло какое-то время. Вдруг вдалеке на их улице послышались крики и вопли. Давид выглянул на улицу. В их сторону катилась чёрная масса. Впереди ехали подводы. На первой были ящики с водкой. Погромщики, все в чёрном, с топорами в руках, подбегали к подводе, хватали бутылку и пили прямо из неё. Затем, с криком «Бей жидов – спасай Россию!», бросались в следующие ворота или калитку. В слепой, звериной ярости они били топорами всё живое, что попадалось на их пути. Били стариков, мужчин, женщин, детей, младенцев. Это были не люди – это было что-то дикое, человекоподобное. Их топоры и они сами с ног до головы были в крови. Но они не только убивали – они ещё и грабили. Ворвавшись в дом, они хватали всё, что казалось им ценным: серебряные подносы, подсвечники, посуду. Хватали всё и бросали в подводы. Их целью было не только убить жида, их целью было и ограбить. Это был их день – убивать и грабить безнаказанно. Они были хуже бешеных зверей в своей зоологической ненависти к евреям, со своим антисемитизмом, впитанным вместе с молоком матери. Они убивали евреев и получали от этого удовольствие. Приближалась чёрная масса, и крики несчастных женщин и детей становились всё громче и громче. Давид стоял на каменной дорожке, ведшей к дому. Внешне он был спокоен. В руках у него был металлический прут, который он вращал с такой скоростью, что был слышен свист рассекаемого воздуха. Аарон стоял за заборчиком на такой же дорожке. Он с удивлением посматривал на Давида и на его прут. Соломон с дубиной стоял у дверей дома и тоже с любопытством поглядывал на Давида. Вдруг распахнулась калитка Давида. Первым ворвался здоровенный жлоб. Он был весь в крови, и его топор тоже. Глаза у него были красными от злобы и водки. Он бросился на Давида с поднятым топором. Свист, удар по руке… Топор выпал, громила схватился за руку – она была перебита. Он не прохрипел, а прорычал: «Ах ты, жидяра!» и левой рукой выхватил окровавленный длинный нож. Свист – удар. Нож отлетел в сторону. Снова, свист – удар по голове. Бандит повалился замертво. Давид невозмутимо вращал свой прут. В калитку вломились ещё два погромщика с топорами и бросились на Давида. Свист – удар, свист – удар. Оба лежали без признаков жизни. В калитку вломились ещё двое. Давид закричал:
