Саги огненных птиц - страница 15

Ольгир сплюнул себе под ноги и увидел, что под башмаками его лежат белые конские волосы. Он поднял их и принялся рассматривать, крутя меж пальцев. Срезанные с гривы пряди искрились, как снег на морозе. Свечение их было так приятно глазу, что завораживало, но не слепило, лилось, точно играло на поверхности перламутра. Ольгир развязал сумку, достал кошель и положил в него конские волосы, а после отправил этот кошель за пазуху. Не с пустыми руками он вернётся к отцу…

Ольгир был без плаща. Тот остался лежать где-то в тёмном лесу, разодранный ветвями и колючками. Небо, напротив, отыскало свой – серебристо-серый, со стёртым знаком солнца на спине, и закуталось в него с головой. Утро было прохладным, выл во все флейты ветер. Его дыхание было тёплым и резким, так что он не пронизывал, но ударял то в спину, то в лицо, а потом замолкал, сбитый с толку массивом леса. Он насквозь пропах овцами, и вскоре Ольгир заметил небольшое стадо с мальчишкой-пастухом и белым крупным псом. Он прошёл мимо, не обращая внимания на пса, который принялся драть глотку рыком, точно учуяв волка.

– Белый, молчать! – прикрикнул мальчишка, но, увидев на невысоком, в три мужских роста, холме человека в изодранной одежде, перемазанного кровью и грязью, струхнул и замолчал, скрестив пальцы за спиной.

Ольгир без интереса посмотрел на мальчишку, его пса и стадо и пошёл прочь, сгибаясь под тяжестью ветра. Он немного хромал на правую ногу, но вскоре боль отступила – любые раны на нём заживали как на собаке. Хотелось смыть с себя всю грязь, но Ольгир знал, что тут рек поблизости нет, а те ручьи, что есть, – заболочены в овражках. Теперь уж терпеть до самого города либо идти в поселение искать колодец.

Впереди – как кстати – уже виднелись крыши небольшого поселения, а от него всего полдня пешком до Онаскана. Ольгир посмотрел на руки, одежду, обувь, коснулся спутанных в паклю волос, с которых сыпались листья, и ухмыльнулся с болью и смехом пополам. Как бы его самого не приняли за злого духа и не погнали огнём, камнями да палками.

Он шёл и думал – за мыслями расстояния становятся короче и мимолётнее. Иногда принимался тихо говорить вслух и шутливо препираться с самим собой. Редко доводилось ему бывать в одиночестве и тишине. Гораздо больше времени он проводил в шумных компаниях вояк да на пирушках, где громко горланил простенькие песни.

– И что сказать отцу, когда я заявлюсь в зал с пуком волос вместо шкуры или рогатой головы, как он просил? Что он мне скажет? – спрашивал Ольгир у самого себя и, чуть изменив голос, отвечал: – «Ну здравствуй, сынок. Спасибо за Гриву. Будет чем заштопать носки!»

Ольгир плюнул на траву, выразив тем самым своё отношение к отцу и сохатому коню.

– Перебьётся. Может, простил давно и Лейв прав. – Ольгир ускорил шаг. – Разве так велика моя вина? Убил нескольких купцов, но разве то были крупные птицы вроде детей Анунда? Так, какой-то родич. Разве не собирался мой отец и сам их наказать за нарушение слова… Разве не так?

Он замолчал, когда приблизился достаточно к первому двору, обнесённому хлипеньким разбитым плетнём – видать, все мужики со двора ушли в поход. Тут же был и колодец, рядом валялось опрокинутое ведро. Ольгир перешагнул через поваленную ограду, распугав гусей со стрижеными крыльями, хотел было постучать в высокую дверь, спросить у хозяина, его ли это ведро, но только занёс кулак, как услышал высокий женский голос за домом: