Гладь. Моя тихая гладь. Мой тихий омут.
Вдох.
Я провалился в сон, а там я не чувствую унижения.
Я знаю, что во сне я нужен.
Нужен кому-то.
И неважно кому.
Тихий звон весенних обид
И кто-то сидит
И кто-то грустит.
Я знаки стираю
Следы заметаю,
Снегом болезненным
Я не играю.
Я тонкокожий и бледный
На чувства я, увы, бедный.
Я знаю, что солнце-убийца
Я до конца буду биться.
Я один – один в поле воин.
Пурга залепляет мои ресницы, и они белоснежные. Нежные.
Это холодное зимнее утро. Уже светлеет.
Знакомые дома – знакомые переулки.
Тебя вновь нет.
А мне, знаешь, страшно.
Кончики пальцев моих ног леденеют. Кровь бьется, старается.
Но я замерзаю.
Дома, гараж, железная дорога /до боли родные вещи/ – все это замело доверху.
Мой дом.
Нет.
Я прорываюсь сквозь сугробы, потому что я не умею сдаваться.
Потому что я сильный – в моих венах солнце.
Тихо, тихо.
Вот и забрался на вершину холма.
Ларек с мороженым на месте. На месте и новая железная дорога.
А я на месте? Нет?
Тебя не замело, надеюсь.
В ушах странный приторный гул, напоминающий мелодию.
Ту мелодию, что крошит мою безликую веру на части.
Отчасти.
Я напуган.
И мне страшно.
Я сел на снег.
Не могу больше.
Сдаться так просто. Но что потом?
Потом еще страшнее.
Я вздрогнул.
Хочу, чтобы ты, наконец, появилась.
Но…
Хватило смелости дойти до остановки.
Я обижен. Тебя все нет. Город погибает во льдах.
Катастрофа.
Люди гибнут под толстым слоем снега.
Я быстро дошел до дома.
И что ж…
Гул не утих. Ветер совершенно не слышен, но он есть.
Он крадется.
Шорохи от моих мыслей – они и не хотят казаться тихими.
Заметает мою тягу к иному.
Я боюсь высоты, кстати.
Детская площадка перед домом, бесконечная душащая мою шею вьюга.
А домой попасть лишь один способ: по серебряным поручням, что ведут на мою лоджию.
Фантастика.
Все связанно со страхом.
Это греет мою кровь, и я до сих пор жив.
Что ж, ничего не остается.
Крепко взявшись за поручни, я начал взбираться.
Плавно и тихо.
Музыка.
Струны гитары – кто-то поет.
Наверное, о том, что я прекрасен.
Скажите мне: Кайоши, ты красив.
Кайоши, я люблю тебя.
Но вместо этого тупая боль и я падаю прямиком в жгучий снег.
Спасибо!
Ну, нет же! Нет же! Нет!
Страх берет в заложники мое сознание.
Взбираюсь снова. Вдруг там ты.
Но добравшись до конца и даже уже оказавшись на лоджии, я вновь падаю.
И боль и сладость.
На радость?
Как же.
Будильник беспощадно бьет по ушам.
Я вскакиваю, как ошпаренный.
Новый день…
#6
В это болезненное утро я подумал, что люблю себя.
Мне было очень легко. Я не думал ни о чем.
Свой страх всегда приходилось съедать на завтрак. Ледяным смятением. Но.
Меня немного шатало, я не выспался. Что-то тревожило колко в груди, но я это старался подавить как можно быстрее.
Снег, изнемогая, таял на жареном солнце, убегая струйками воды вниз по дороге.
Я вдохнул свежий ветер.
Я немного оживаю.
Может, не так страшно, что Крис суицидница.
Люди к этому привыкают. У всех свои странности.
Господи, ну и что я несу?
Привыкают. Да, да.
В школе я не дам себя в обиду, твердо решил.
Хоть я и один, это даже к лучшему. Я свободен ото всех и отвечаю только за себя.
Я вошел в здание моей ненавистной школы. Сердце ныло, страх колол его. Струйки крови нервно бегали по моим венам, не зная куда спасаться. Потому что их хозяин сошел с ума. Мое тело самонадеянно излучало уверенность. Некоторые подростки смотрели на меня с отвращением, но это только подпитывало мою злость.
Я усмехнулся. Давайте, наслаждайтесь, упивайтесь своим чертовым призрением.
