– Нет, пожалуйста! – Кларисса поднялась на ноги и подошла к нему, чтобы поглядеть на набросок. – Это больше, чем просто я. – произнесла она, проводя пальцем по тонким линиям. – То есть, это больше, чем просто моя оболочка, мистер МакФарленд. – она заглянула в его лицо, бледное и холодное, в попытке встретиться с его взглядом, но Дориан не решался поднять на нее глаза.
Дориан слышал нежный шелест кружевного платья и чувствовал на своей щеке ее прохладное дыхание, и теплота прозрачной руки рядом с его руками проникла куда-то глубоко внутрь его безразличной души, касаясь сердца. Грифель карандаша скрипнул на бумаге и обломился.
Дориан оставил блокнот в руках Клариссы и отступил в тень. Он неотрывно глядел на нее из своего укрытия, недоступный ее взгляду, и изучал ее лицо. Он никогда не видел лица более совершенного в своей мягкости и тонкости черт. Ее кожа словно мерцала изнутри, ее глаза горели аквамариновым пламенем. Он наблюдал за ней до тех пор, пока не раздался стук в дверь, и она едва приотворилась.
– Входите, прошу вас. – произнес Дориан, не оборачиваясь. Он знал, что это вдова пришла за своей дочерью. Она медленно вошла в комнату, оставляя дверь открытой и позволяя свету вливаться в нее, ослепляя мягкое сияние свечей.
Кларисса вскочила с места, чтобы удалиться, и Дориан вырывал для нее рисунок и протянул ей.
– Подарок в честь нашей встречи. – произнес он тихо, глядя в ее нежно ледяные глаза.
– Мы будем ждать вас внизу, мистер МакФарленд. – она приняла из его рук листок с наброском и застыла в дверном проеме. Ее силуэт обозначился черным изящным пятном, и она оглянулась. – Это волшебно, у вас волшебно получается.
Дориан попытался выдавить улыбку, пронзая взглядом ее светящийся силуэт. Ее лицо совершенно исчезло в тени, и остались лишь очертания и тихое музыкальное звучание голоса, но даже и так он ощущал прозрачную чистоту ее души. Он хотел поблагодарить ее, но слова застряли комом в его горле.
– Я спущусь к ужину. – смог произнести он прежде, чем силуэт исчез и дверь затворилась, и лишь сквозь крупные щели продолжал просачиваться свет.
Но вниз он не торопился и, выждав несколько мгновений, кинулся к окну. Он остановился там, ощущая холод ночи сквозь стекло. Его сердце учащенно билось, и кровь с силой ударяла в виски, оставляя после каждого короткого удара тупую боль, отдающую в глазницы. Он отворил окно и перегнулся через подоконник, всматриваясь в непроницаемую тьму окна Джины, и, не находя в его глубине ни единого проблеска жизни, собирался отречься от своей минутной решительности. Он готов был кинуться по лестнице вниз, в тепло, но так и не тронулся с места. Ветер развевал его темные волосы, бросая влажный холод ему в лицо, и глаза слезились от этих ледяных порывов, но он все стоял в ожидании, и, наконец, стекло задрожало, и в окне напротив появилась Джина. Дориан потянул к ней руку, но жест его остался безответным.
– Мне не нужен выбор, Джина! – произнес он громко, и отчаяние раздалось в его голосе. – Скажи мне, куда идти, и я пойду. Я хочу быть слеп.
– Ты сделал свой выбор. – услышал он ответ. Голос Джины был мягким, но впивался в его душу подобно лезвию.
– Тьма настигла меня первой. – он опустил голову, ощущая, как грудь его сдавливает боль.
– И ты выбираешь смирение. – Джина протянула руку, и Дориан встретился с ее глазами, сияющими во тьме нефритовым светом.
