Он встал на подоконник и поглядел вниз, ощущая головокружение. Капли срывались с крыши и падали в темную пустоту, и застеленный туманом переулок тянул его в свою холодную глубину. Джина молчала, протягивая руку, и в наступившей тишине лишь ветер шептался с дождем и мертвой листвой, и все живое молчало, погрузившись в болезненный сон.
Набрав в легкие воздуха, Дориан протянул руку Джине и сделал прыжок. Она крепко поймала его, не дав сорваться со скользкого подоконника и затащила внутрь.
Художник почувствовал вдруг удушье, как будто кто-то пережал его горло веревкой. Он поднялся на ноги и, дрожа от холода, бросил взгляд на слабый мерцающий свет из своего окна, осознавая, что смотрит со стороны на всю свою жизнь.
– Чувствуешь ли ты теперь в себе новую силу, новую кровь? – произнесла Джина и поглядела на художника так, как никогда еще не глядела, и в ее зрачках отражались его глаза. И снова увиделась Дориану бездна, и почувствовал он свое падение.
– Нет. – ответил он, но сердце его дрожало, не принимая лжи. – Но я чувствовал смерть. – признался он тихо.
– Твой выбор? – спросила Джина, приближаясь к нему так, что дрожь его стала для нее заметна.
– Да. – выдохнул художник, и чаша его боли переполнилась, и кровавыми потоками просочилась она наружу. – Да. – повторил он громче.
– Я проведу тебя через это, Дориан. Доверься мне. – она пошевелила пальцами, и холодные голубые огни озарили комнату, зависнув в воздухе. В бледно-ледяном их сиянии лицо Джины казалось мертвенно белоснежным и прозрачным, словно восковым. Она проводила Дориана через комнату к двери и подала пальто.
– Твой выбор? – повторила она свой недавний вопрос, и Дориан заметил, как на поясе ее блеснуло оружие.
– Да. – снова ответил он, принимая пальто.
– Этот шаг ведет в точку невозврата, Дориан. – Джина остановилась у двери, в последний раз желая убедиться в его решительности.
– Мне не к чему возвращаться. – ответил Дориан, принимая из рук Джины пистолет. – Но я и не понимаю, чего ради следую за тобой.
– Часть тебя знает правду. – замок щелкнул, и дверь приотворилась. Холодные огни опустились на пол и погасли, возвращая комнату во тьму. Две тени выскользнули из комнаты, окунаясь в глубокий беспросветный мрак, ведомые лишь ледяными потоками ветра.
16—17 октября 1864
Джина вела Дориана за собой, углубляясь во мрак туманных опустевших улиц. Они крались подобно теням, и темнота скрывала их силуэты, и туман преследовал их, стелясь по земле.
Дориан продрог. Холод ночи убивал его, и видения полусном возникали перед его глазами. Сейчас, вдалеке от любого тепла и света, среди безразличных переулков, прошлое казалось ему иллюзией, а все, что он знал о себе – ложью. Он следовал за Джиной, отдавая себе отчет в том, что ему придется совершить. Джина не сказала ему еще ни слова, но он знал, он видел ту цель, к которой вела его эта ночь, провожая меж каменных стен, сдавливая горло. Туманные видения сопровождали его, и в каждом из них он видел смерть.
Джина не произносила ни звука. Она мелькала впереди темным силуэтом, чуть слышно ступая по мокрой мостовой и сопротивляясь проникающему под одежду холоду. Ее старые раны болели сейчас, особенно остро ощущая непосредственную близость той цели, что казалась когда-то недостижимой.
Теперь, когда истина так близко, когда избавление рядом, она не позволяла себе допустить ошибки. Разум ее был затуманен и неясным представлялось будущее, и впереди она не ощущала света – лишь болезненную агонию, но цель ее была определена, и каждое движение приближало ее к ней.
