Дориан вошел внутрь, ослепленный обилием света. Он рассмотрел леди еще раз, подмечая бледную кожу, темные глаза и темные локоны, едва мерцающие в ярком свете, и несовершенный овал лица с маленьким, плохо развитым подбородком, и нос, несоразмерно большой по отношению к остальным ее чертам.
Марианна – так звучало ее имя, но оно было лишено для Дориана смысла. Он глядел сквозь ее тело и видел нечто пугающее под этой оболочкой, и чем дольше он находился с нею рядом, тем яснее чувствовал, как опасна она может быть.
Джина, тем временем, так и не появилась.
Минуты шли, и Дориан, исчерпавший себя в беседе, застыл с чашкой кофе в руках, повернувшись всем телом к Марианне, неустанно стучащей по клавишам пианино. Звуки, что она извлекала, с трудом можно было назвать музыкой, и Дориан из последних сил старался их не слышать. Он пытался не видеть стараний Марианны и глядел сквозь ее тонкое тело, находя тьму позади нее более привлекательной, нежели ее синее платье. Он ждал, пока она завершит свое выступление или пока появится Джина, чтобы покончить, наконец, со всем этим. Его терпение истекало, но он чувствовал, что нужно ждать – в противном случае предчувствие направило бы его руку, и тогда, когда ему бы пришлось избавиться от этого существа, ни один мускул бы не дрогнул на его лице.
Наконец, он ощутил движение. Он ничего не видел и не слышал, но знал, что Джина рядом. Это был знак для него, и, в последний раз изобразив на лице восторг, он попросил Марианну сыграть еще. Пока та стучала по клавишам, Джина вышла из своего убежища, скользнула во тьме и задула единственную свечу, освещающую лестницу. Джина вскочила на ступени и скрылась во мраке. Послышался приглушенный шум и скрежет. Марианна, однако, так усердствовала, что едва ли могла различить эти звуки в бесконечном грохоте собственной игры.
Когда она закончила, Дориан учтиво подал ей руку, помогая выйти из-за пианино. Он соврал, что ее музыка чудесна, и краем глаза поглядел на темную лестницу, где замолк шум. Он легко сжал хрупкую ладонь Марианны, наблюдая на тем, как пудра, осыпаясь с ее тела, оставляет белые пятна на его одежде, и осторожно намекнул на то, что хотел бы проводить ее в спальню прежде, чем удалится. Поражаясь собственной убедительности, он прибавил к своим словам улыбку, которая могла бы показаться искренней.
Марианна быстро поняла учтивый намек и повела Дориана к лестнице, продолжая неустанно говорить. Но художник не слушал ее: различая темный силуэт в тени, он осознал, как сильно бьется его сердце, и испугался, что не сумеет завершить начатое. Мысль о том, что он держит под руку человека, который через пару минут превратится в холодный труп, было невыносимым.
– Наверху слишком темно. – Марианна заволновалась, едва взойдя на первую ступень. – Нам нужно взять свечи.
– Я обо всем позабочусь. – прошептал Дориан и легко толкнул ее вперед, в холодный сырой сумрак.
– Я прошу вас поторопиться!
– Непременно. – Дориан отступил на несколько шагов.
Марианна начала осторожно подниматься, прощупывая ногой каждую ступень, и ее влажные от страха ладони скользили по отполированным перилам. Дориан с подсвечником в руке уже приблизился к лестнице, когда вдруг щелкнуло что-то тяжелое, и послышался хруст и страшный, леденящий кровь в жилах, крик Марианны. Когда он осветил лестницу, то увидел, что обе ноги девушки сжаты железными челюстями капкана. Она сквозь пелену боли различила отрешенное лицо Дориана, выплывшее из мрака, и протянула к нему руки.
