Ей вспомнился тот день, когда она вместе со своим отцом, Курмагомедом, приехала к бывшему мужу, чтобы забрать у него шестилетнего Расула. Как болезненно сжалось ее материнское сердце от вида ребенка, прячущегося в собачьей конуре; как не сдержала слез, когда малыш боялся подойти к ней в присутствии отца, и только на ее призывной жест приблизился, и они обнялись. Патимат сразу почувствовала, как отощал сын, похудели его руки, а под грязной майкой отчетливо прощупывались ребра, и с ненавистью посмотрела на мужа:
«Как ты мог! Неужели у тебя совсем не осталось любви к нему? Ведь это же твой ребенок! Он похож на тебя, но обещаю: я не допущу, чтобы он стал таким же бессердечным, бездушным, как ты. Он будет другим, лучше тебя во сто крат!»
«Это мой сын, и я буду воспитывать его, как считаю правильным для мужчины, – негромко, чтобы не услышал тесть, сказал тот ей, когда молодая женщина с Расулом садилась в машину. – И ты мне не сможешь помешать. Я все равно заберу его, вот увидишь».
«Не заберешь, – ответила Патимат с твердостью в голосе, хотя внутри нее все содрогалось от страха перед этим жестоким человеком. – Он будет находиться там, где я смогу защитить его от тебя! Там, откуда ты не сможешь забрать – побоишься пойти против закона. А забирать сына у меня, родной матери, ты, конечно, герой!..»
В поисках Расула они почти два часа ездили от одной жилой многоэтажки к другой. Магомед первым выходил из машины, заглядывал в подъезд дома, и, если дверь в подвал оказывалась запертой, возвращался. Дважды он с сестрой и воспитательницей спускались в подвал, где двери не запирались. Никого там не обнаружив, отправлялись к следующему дому.
Наконец, в многоэтажке за гастрономом Магомед заглянул в открытую дверь подвала и услышал приглушенные детские голоса. Тут же вернулся к машине и негромко позвал сестру. Воспитательница осталась в автомобиле: посчитала правильным не вмешиваться в дела родственников, рассудив, что ее присутствие усугубит ситуацию.
– Пожалуйста, Мага, сдерживай себя, – попросила Патимат брата шепотом, – чтобы Расул не испугался и не убежал от нас – я этого не вынесу.
– Ладно, – буркнул тот. – Но надо что-то решать с ним, – и пропустил ее вперед.
Они бесшумно двинулись по темному коридору в направлении света, пробивавшегося впереди блеклым пятном, и голосов, доносившихся из глубины подвала. Сердце Патимат заколотилось от волнения, живот обожгло, словно раскаленным железом, когда она услышала и узнала среди остальных голосов короткий смешок своего сына.
– Мой мальчик, – еле слышно прошептала она.
«Неужели здесь, в этом страшном, гадком месте, в котором могут жить только бродяги и бездомные собаки, ему лучше, чем там, в интернате? – подумала молодая женщина, остановившись. – О, Аллах, молю тебя: помоги мне вразумить его!»
Магомед взял ее под руку, и они снова зашагали вперед…
Блеклый электрический свет исходил от лампочки, свисавшей с потолка. Вокруг деревянных овощных ящиков, взгроможденных один на другой, сидело несколько ребят. Двое из них курили, трое других подростков держали пластмассовые стаканчики с прозрачной жидкостью на донышке. Шестой – сам Расул! – сжимая в кулаке кусок хлеба, выразительно жестикулировал, демонстрируя приятелям приемы рукопашного боя.
Наверное, он еще долго удерживал бы внимание ребят, но по их взглядам, обращенным поверх него, догадался: сзади кто-то стоит. От замешательства они разом будто окаменели, ошарашенно глядя в полумрак.
