Девушка отстраняется, улыбается и приподняв подол платья выходит из комнаты, вытирая с лица еле заметные слезы. Я резко открываю рот и протягиваю руку, но застываю с немым криком. Все тело сковывает странное напряжение, ноги прирастают к полу, а рука каменеет. Кажется, что я тоже превращаюсь в того, кто всего лишь пытается и не может добиться желаемого. Да, возможно, что теплое объятие с Журри было желанным, но однозначно далеким. Легкая, почти неощутимая слабость, которая вынуждена видеть свет через крошечное отверстие моей души. И ничего более.
Не могу. Не получается.
Все округ веселятся и танцуют. Деян не сводит глаз с детей, которые чуть в стороне играют сами по себе. Журри болтает с братом и Доной, обсуждая что-то невероятно важное. Мне же не осталось места. Выпив довольно много, я предпочла бы уйти к себе, но что-то тревожило. Решаю, что необходимо находиться на свадьбе до самого конца и вечером вижу, как приходит он. Тот, кто делал все, чтобы превратить мою жизнь в пепелище.
Мгновенно злость поднялась к горлу, заставляя дышать через рот. Во дворе появился Господин в обществе солдата с большой корзиной подарков для молодоженов. Все в нем идеально и дорого, блестит или безупречно сидит на шарообразном теле. Он переступил порог двора с улыбкой и даже не задумался, не посмел осмотреть это до ужаса знакомое ему место. Раньше, когда я была маленькой, на пытки за мной приходила стража и любезно провожала до самых дверей в комнату для истязаний. Поэтому Господин не мог не помнить это место, даже если я выросла, даже если он был здесь только один раз. Чудовище.
Этот день становился все напряженней и ужасней. Хотя для большинства – это праздник. Праздник, который подарила им я. Ведь будь безумней и смелее, Журри бы здесь не было, как и Волибора, и Доны, и всех остальных. Наши с Деяном жизни и дом остались прежними, как и мысли, как и морали, как и семья.
К Господину подходит Волибор и они приветственно обнимаются, похлопывая друг друга по спине. Старик улыбается. Его борода идеально уложена, глаза блестят и весело скачут по картинке праздника оценивая и копошась.
Кто вообще додумался позвать его? И как он оказался знаком с Волибором? Почему у меня такое чувство, словно все это сделано специально, чтобы позлить меня? Было бы разумно сделать вид, что все порядке и самой поздороваться с Господином. Но ноги и сердце заставляли пятиться назад, в тень золотых фонарей и колышущихся навесов, туда, где праздник кажется насмешкой и издевкой для страдающих.
Я слежу за ними из толпы танцующих и веселящихся. Над головой шумно развивается потолок, рядом почти никого нет и кажется, что я вот-вот упаду с края. С края радости и счастья всех здесь присутствующих, разбившись насмерть о свою глубинную тоску.
Медленно обхожу дом и прячусь на веранде, которая не успела зарасти плющом, и сейчас казалась голой, но весьма многословной. Она буквально кричит о том, что скоро начнет разваливаться. Под ногами скрепят доски, но из-за голосов и музыки скрип тонет, растворяется в воздухе и исчезает навсегда. Сейчас мало что должно выдать мое присутствие. Странное чувство сплоченности на свадьбе, заставляло всех много пить и не пытаться смотреть по сторонам. Никому и дела не было до происходящего за двором или вблизи у входа в дом.
Вижу, как Волибор знакомит Господина с братом и приглашает за стол. О чем-то болтают. Господин ведь узнал Деяна. Он знает, что я где-то здесь. Видимо, предвкушение доставляет ему удовольствие. Как ожидаемо. Меня преисполняет злость. Дыхание становится таким громким, что приходится одной рукой прикрыть рот, а другой схватиться за ребристые перила и со злостью их сжать, чтобы хоть немного ярости покинуло распухшее тело. Невыносимо. Этот день однозначно войдет в перечень всех мною ненавистных.
