Нельзя допустить чего-то плохого. Достаточно и того, что я на грани срыва. Поэтому нужно уйти и как можно скорее. Все и так прекрасно видят, что мне некомфортно, ведь они неустанно косились на меня за столом и шептались, прикрывая улыбающиеся рты белыми салфетками. Мне совсем безразлично их мнение, но, если есть возможность уйти, пожалуй, я воспользуюсь ей. Независимо от того, как это скажется на моей репутации.
Я зашла в дом за плащом, порылась немного в шкафу в поисках новой трубки и вышла из двора, пряча табакерку в глубоком кармане. Уже было темно. Шумели только гости на свадьбе. А соседям оставалось лишь с интересом наблюдать за всем из мутных окон и повиснув на косых заборах. Я прошла совсем немного и оказалась на болоте, которое сонно качалось в тумане. Присев на камень, снимаю капюшон и глубоко вздыхаю, от резко ослабевшего напряжения.
Господин пришел на свадьбу не просто так, а в очередной раз показать у кого власть, а кто просто раб. Он знает, что произошло, когда меня избили кувалдой. Печать Беррианы дарует Господину защитный барьер, который я долгие годы не в силах была разрушить. С каждым годом он становится тоньше, а я сильнее и это заставляло Господина ужесточать пытки, еще сильнее вгонять меня в страх и боль, которые однажды породили равнодушие. В барьере появилась брешь. Маленькая, еле заметная щель, которая стала символом нового времени для меня и самого Господина. Хоть он и пытается не подавать вида, но мне удается чувствовать его страх, который питает и наполняет словно сама жизнь. В ту ночь Господин перешел черту. Поступил глупо и поспешно, лишившись многих позиций и силков.
Детей, которые убили своих родителей, хотя бы одного, считают проклятыми и придают огню, как фанатиков. В Бронде считается, что если ты способен убить родителя, то и погубишь страну, став зачинщиком кровопролитий, началом череды ужаснейших бед. Но также могут и изгнать к пустынным берегам, позволяя работорговцам ловить детей как непослушную скотину, обрекая их работать на фермах или в полях за еду. Достигая совершеннолетия их продают в рабство, увозят на рынок и устраивают торги, в которых участвуют абсолютно все. Каждый может купить на таком рынке служанку, жениха, конюха и кого угодно, на кого хватит железных монет или ценных шкур. Ведь это по большому счету Лагманский рынок и здесь ценят ресурсы больше, чем деньги. Что касается рабов, многие просто умирают через пару месяцев. Таких невольников, как я, больше нет. Люди не могут вынести столько боли, и физической, и моральной. Им приходится мечтать о смерти, к которой они медленно крадутся на содранных коленях.
Это произошло случайно. В одну из ссор, тем самым злополучным кинжалом, я замахнулась на отца, а мать прикрыла его собой. Я попала точно в сердце. И эта рана не подвластна исцелению. Мгновенная смерть. Но мама улыбалась. Мне пришлось навсегда запомнить ее лицо. Лицо, наполненное облегчением и жалостью одновременно. Она жалела нас с братом, но предпочла оставить в одиночестве. Много лет она жила среди людей, наслаждаясь избиением и яростью, которыми ежедневно награждал отец. Такую жизнь она предпочла службе богам и людям, самой природе, которая разрешила маме пользоваться ее дарами. Санна Рогнед была сумасшедшей, ровно, как и сейчас Бирель У-Танг. Они обе однажды приняли возможность от своих богов и сбежали. Это все равно, что в одночасье перестало бы светить солнце. Потому что ему так захотелось. И наплевать, что от холода человечество умрет. Почему нас не казнили после смерти мамы? Господин просто ждал нужного момента и покрывал меня до подходящего часа.
