– Sie sind Kinder! Das kannst du nicht! (Они дети! Так нельзя!) – возразил учитель.
– Kinder?! Nein! Das sind Saboteure! (Дети?! Нет! Это диверсанты!) – кричал немецкий офицер.
Учитель подошел к лежащему подростку и, присев, потрогал его за плечо.
– Витя, Витя! Родители знают, что ты здесь? Они знают, что вы сделали? Кто второй мальчик? – легко тормоша его, спрашивал он.
– Иван Матвеич… помогите, помогите… – почти шепотом отозвался Витя.
– Кто второй мальчик?..
– Это Костя… – сплевывая кровь, с трудом ответил Витя.
– Какой Костя? Червяков?!
– Да… – пробормотал подросток и потерял сознание.
– Боже мой, Костя?! Червяков! Костя! – присел учитель рядом со вторым подростком. Он не узнал этого избитого мальчика, который частенько приходил играть с его дочками. С семьей Червяковых они были соседями, с общим забором.
Он гладил мальчика по голове, повторяя:
– Костя… Костя! Родители знают? Боже, что вы наделали…
– Дядя Ваня, помогите, – шепотом просил подросток.
В это время в кабинет зашли два солдата и стали говорить с офицером. Из их разговора учитель понял, что семьи этих мальчиков уже доставили в комендатуру, и жителей сгоняют к школе.
Офицер жестом показал ему подойти, а солдатам кивнул на подростков. Мальчиков грубо подняли и, держа за плечи, потащили в коридор и к выходу. Фашист и учитель последовали следом.
Жители села стояли у школы в окружении солдат, а семьи мальчишек стояли отдельно, у большого деревянного забора. Когда они вышли из комендатуры, солдаты уже подтащили подростков к их родным. Матери кричали и вытирали кровь с лиц и голов своих сыновей…
В семье Червяковых, кроме Кости, который полулежал, опираясь на забор, было еще двое детей. Мать гладила сына по голове, а отец держал на руках самого младшего, трехлетнего Колю, и за руку пятилетнюю Ирочку. У Седовых кроме Вити был еще четырехлетний Миша, который испуганно прятался за отцом и плакал, пока мать вытирала платком лицо старшего брата.
Офицер отдал команду, и трое солдат встали перед семьями, направив на них автоматы.
– Herr Offizier ich bitte Sie, aufzuhören! (Господин офицер, я прошу вас, остановитесь!) – закричал учитель, быстро подойдя к нему.
– Weswegen? (Почему?) – спросил, усмехаясь, офицер.
– Das sind Leute, da sind Kinder! (Это же люди, там дети!)
– Das sind Feinde! Sie werden erschossen! – громко отвечал офицер, что означало: «Это враги! Они будут расстреляны!»
– Иван! Иван! Детей спаси! Детей! – кричал учителю Николай Червяков, глава семьи.
Односельчане кричали, ругая фашистов матом. Женщины и дети плакали.
– Herr Offizier, Kinder, lassen Sie die Kinder nehmen! Ich bin ihr Verwandter! (Господин офицер, детей, разрешите детей себе заберу! Я их родственник!) – просил учитель.
– Nur zwei! (Только двоих!) – зло выкрикнул офицер.
– А как же остальные? – спросил он и посмотрел на офицера. По взгляду сообразил, что его не поняли и спросил по-немецки: – Was ist mit den anderen?
– Sie haben drei Minuten! (У вас три минуты!) – рявкнул офицер и глянул на часы.
Учитель быстро подошел к семье Червяковых и, посмотрев на отца, с трудом выдавил:
– Кого-то одного…
– Ваня, как одного?! Хотя бы малышей! – вскрикнул отец.
– Иван! Нашего возьми! Ваня! – голосили мать с отцом Седовы.
– Ваня, я прошу, малышей возьми! Они тебе разрешат, Ваня! – умолял старший Червяков.
– Одного! Больше нельзя! Одного, понимаешь?! – крикнул он в ответ.
