Цецилия пояснила:
– Это витраж по картине Леонардо да Винчи «Тайная вечеря».
– У вас еще есть такие витражи? – поинтересовалась школьница.
– Да, в гостиной еще есть «Мона Лиза», а в спальне у меня «Дама с горностаем». Могу показать, все они с подсветкой. Не правда ли, впечатляют?
– Как у вас все оформлено богато, это вам мой папа помогал?
Галлеранова густо покраснела, но ничего не ответила.
Поздравив свою учительницу биологии и классную руководительницу с днем Восьмого марта и отхлебнув горячего бразильского кофе, сваренного по-турецки, с французским ликером, Кира спросила:
– Циля Евсеевна, я хочу стать, как вы, Ладзареллой. Скажите, как вы ею стали?
Цецилия удивилась:
– Я не поняла, поясни.
Кира, сильно воодушевившись ароматным кофе с ликером, охотно поделилась своими мыслями:
– Когда-то у нас во дворе напевали итальянские популярные песенки «Марина» и «Ладзарелла». Мама рассказывала, что мальчишки тогда называли Маринами тех девочек, которые проводили ночи с парнями просто так, по любви, а тех, кто это делал за деньги, звали Ладзареллами. Скажите, вы сразу в Ладзареллы пошли или Мариночкой сперва прикидывались?
В глазах Цецилии потемнело, но она сдержалась, сохранив самообладание. Несколько мгновений молча смотрела в бесстыжие глаза юной нахалки, не находя слов, только по-рыбьи открывала рот и тяжело дышала.
– Не тебе осуждать меня, – с усилием едва выдавила из себя Цецилия.
Кира выскочила из-за стола и почти бегом направилась к выходу, но классная руководительница остановила ее у дверей:
– Подожди, я тебе выписала роль Кабанихи для школьного театра.
Но девочка грубо оборвала ее:
– Я терпеть не могу Чехова и потому выступать не буду. Он издевается над людьми.
Цецилия поправила невежественную гордячку:
– Я тоже недолюбливаю драматургию Чехова, но это «Гроза» Александра Островского.
Кира покраснела и выскочила вон, бросив через плечо:
– Спасибо за ликер.
Цецилия посмотрела в окно и ахнула: на улице разыгралась такая пурга, что ничего не было видно. Она в сердцах подумала: «Как я могла ее выпустить в такую погоду и как она доберется до другого конца города? Ужас!»
Ее мысли перебил телефонный звонок. Цецилия подняла трубку и, не слушая, стала скороговоркой наигранно выражать недовольство кокетливым, плаксивым тоном:
– Милый мой Ядрица, ты меня сильно обидел, покинув меня в шесть часов утра и не удосужившись поцеловать. Ты не забыл сегодня меня развлечь в обещанном ресторане «Русский дворик» по случаю женского праздника? Я тебя буду ждать с нетерпением.
Низкий сухой замедленный женский голос поверг Цилю в изумление, когда она услышала тягостные слова на другом конце провода:
– Цецилия, сегодня в шесть часов утра был взорван в своей машине ваш любовник и мой муж Яков Ядрица.
В трубке послышались частые гудки.
Галлеранова без чувств кинулась на голубое шелковое китайское покрывало с красными маками, что лежало на широкой софе. Очнулась она посреди ночи от нового телефонного звонка. Она ленивым движением руки потянула к себе телефон и полусонным голосом сказала:
– Слушаю.
То, что она услышала, заставило ее вскочить на ноги, сон мгновенно слетел с ее лица. Она забегала по комнате, не зная, чем помочь бедной ученице. Словно заклинание, повторяла она про себя слова Киры: «Цецилия Евсеевна, у меня мамы не стало. Помогите, я осталась совсем одна».
Галлеранова, преодолев множество бюрократических проволочек, удочерила шестнадцатилетнюю Кирочку и дала ей свою фамилию.
