– Никодим, а чего они! Меня с боярином сравнивают! – не унимался рыжий. – Он и не боярин совсем. Сынок боярский и только.
– Савва Юрьевич, хотя боярином еще не стал, но все к тому идет. Думаю, недолго ждать осталось княжеского в том жалования. Но по делам он давно им стал. Так что зовите боярином и не ошибетесь.
– Все одно не хочу никакого с ним сравнения! – стоял на своем рыжий.
– Ты, Прошка, или дурак или себя давно не видел. Слушай, что говорят. Люди зря не скажут. Если тебе это надо, то скажу так. Коли в черный цвет смолой волосы твои накрасить, да рядом с боярином поставить, то вряд ли издали отличишь. В этом ни плохого, ни хорошего нет. Чего обижаться? Нас в ватаге сколько народу? Коли каждый друг на дружку обиду держать будет, то нашей ватаге цена с воробьиный клюв. А нам не один волок вместе ходить и жилы на веслах рвать. И не один раз друг дружке спину от врага иль зверя прикрывать, – главный по-отечески похлопал парня, встал и пошел вслед за ушедшим Савкой. – Хватить разлеживаться. Пригревает. Если припай не отойдет, выколачивайте носы у сойм. И поешьте лучше, чем языками молоть. Морена ленивых и голодных в дороге не любит.
Он хотел напомнить о недавнем случае, что прошлой зимой приключился. Тогда сразу несколько человек замерзли по своей же глупости. Но видя, что ватага зашевелилась, промолчал.
Пройдя всю улицу до конца, Савка с удивлением обнаружил, что теперь все дворы обнесены не высоким частоколом. Раньше тыном была огорожена их старая усадьба, да еще несколько богатых дворов. Теперь же не осталось ни одного двора без ограды. Дом в усадьбе Петембуровцев по словам Юрия Дмитриевича еще Жирослав ставил. Лиственницу на Фундамент за Онего корелы рубили и сюда приплавили. Стены рубили из кело. Сухостойную сосну брали тоже из-за Онего. За почти два века дому особо ничего не сделалось. Заменили лишь самые уязвимые в доме места – простенки меж окон, да под входное крыльцо новый сруб подвели. Лонись весной был Савка с отцом тут на охоте. С неделю жили то в Зваде, то вверх по Ловати ходили. Так заодно и кровлю новую в то время настелили. Работали, конечно, холопы, но кое-что боярин с Савкой и своими руками сделали. Тот же охлупень из кокоры с вырезанной на конце головой коня Петембуровцы с Новгорода привезли. Сами и на крыше установили.
В самом конце улицы новеньким забором обнесена и небольшая часовня. Он не был здесь с прошлой зимы, и произошедшие перемены сразу бросались в глаза. Дверь в часовню оказалась закрытой и Савка, обойдя ее, оказался у края большой широкой реки. Правда, у реки этой ни истока, ни устья заметно не было. Длинное с полверсты узкое озеро. Он сразу понял, что это и есть то самый прямой участок новой Порусьи. «Саженей двадцать будет, – прикинул он его ширину. – Надо же будет как-то воду убирать, чтобы дальше копать». Повсюду валялись брошенные орудия труда. Кирки, лопаты, тачки и прочие приспособления лежали повсеместно. Тут же вдоль берега стояли телеги, на которых вывозили землю. «Надо бы тут навести порядок, и прибрать, – подумал Савка. – Зимой потребуется».
У самого забора церквушки, почти на краю обрыва будущей новой реки стояла небольшая лавчонка, и Савка, подоткнув под себя подол прикрывавшего сверху суконный кафтан свиты, присел. От свежих еще не просохших древков, из которых была сделана ограда, исходил приятный запах еловой смолы. Откинувшись к стене частокола, он обвел взглядом округу. Глядя на еще не заросшие земляные валы, что чернели по обе стороны искусственного канала, он на мгновенье представил, как в летнюю жару в окружении полчищ комаров и мошкары, работали тут люди.
