– Да, уж, – только и вымолвил он, не удержавшись, толи от восхищения, толи от сострадания.
Его внимание привлекли торчавшие далеко за руслом невысокие совсем свежие кресты. Их было так много, что, последние скрывались аж за самым горизонтом. От увиденной картины ему стало не по себе. Савка сразу догадался, что это не что иное, как кладбище тех, кого забрала с собой эпидемия. «Боров вернется с Заволочья, так расскажу, – вспомнил он о своем двоюродном брате».
Не только погода занимала сейчас Савкины мысли. Отец все чаще и чаще стал заводить разговор о возможной женитьбе младшего сына. «Хорошо Борьке. Уехал в Заволочье. Живет, поди, там себе в удовольствие и никто ему против воли невест не навязывает. А тятя не первый раз про Фёклу разговор заводил. Что он в ней нашел? Лицом конопата, а в ширь – один не охватишь. Ну и что, что дочка посадская. Сам-то вон маменьку взял не из рода боярского. С далекого севера привез. Не раз хвастал, когда медовуха в голову ударяла, что лучше чудинок жонок нет. Особенно северных, что за Нево и Онего живут, – рассуждал он, глядя на стайку плавающих и припозднившихся с осенним перелетом уток. – Сам-то вдругорядь не женится, небось. Старший брат Твердослав бобылем ходит и ничего, а меня вот обязательно женить надо. Сдались тяте мои внуки! А Борька? Вечно этот Боров в стороне отсиживается, когда меня в оборот берут».
Отец рассказывал, что они с Борисом родились в одну ночь. Мать Бориса, тетка Домина, приходилась родной сестрой матери Савки Маремьяне. Они были не славянских корней и взяты в жены друзьями Юрием Петембуровцом и Исайей Фотиевым во время похода по северным волостям. Девушки были дочерьми одного из тамошних местных старейшин. Они сразу приглянулись боярам. Вопроса кому и какая по душе, у них не стояло. Как-то сразу выяснилось, что Исайе по нраву старшая слегка полноватая Муча, а Юрию приглянулась черноглазая Сима. По приезду в Новгород сестер крестили и дали новые имена. С того времени мать у Савки стали звать Маремьяной, а Борьки – Доминой. Обе славянского языка не знали и стали говорить на нем лишь много времени спустя. Писать же они так и не научились. Местный писарь-дьяк сказал, что женщин чудинок учить этому бесполезно. Они к тому не приспособлены. Настаивать никто и не стал. По дому управлялись исправно, а что еще хорошему хозяину нужно?
Домина после нескольких лет бездетности, наконец, забеременела. Но рожала тяжело. Долго ребеночек появиться не мог. От того и померла, едва младенец заявил о своем появлении на свет. Бориса, как потом его нарекли, принесли в дом Петембурцев, где к тому времени Маремьяна в первый раз кормила недавно обмытого сына. Отец не говорил Савке, почему с тех пор Борис все время жил у них, и лишь время от времени Исайя брал его к себе. Фотиев вскоре после смерти Домины женился снова, но детей они с новой женой так до сих пор и не завели.
Ну, а Савка и не спрашивал, отчего Борька с ними живет, а не с Исайей. Живет, да и пусть живет, думал он. Вдвоем веселее. Со старшими братьями не больно наиграешь. Скучно с ними. Твердослав его на целых десять лет старше, Мстислав – на шесть: как с ними поиграешь? Все у них какие-то дела и заботы. Лишь Любомир, который всего на два года его раньше родился, единственный, кто с ним и с Борькой возился. Как они горевали с Борисом, когда узнали о его смерти.
