Когда чучело скрывается из виду, друзья поворачивают головы, и перед ними выстраивается древний лес.
– Пришли, – говорит Брет.
* * *
Брет любит лес. Большую часть своего свободного времени он проводит именно здесь – на окраинах сосновника. Заходить вглубь Генри Салливан запрещает сыну, хотя и догадывается, что граница запрета – пятьдесят метров – всё равно будет нарушена.
Брет, Гарольд и Пол переходят черту. Пахнет хвоей, мхом, сыростью. Пол наступает на ветку, и ребята слышат, как треск уходит во все стороны, затем тонет в привычных звуках леса – дятел, сойка, клёст. Сквозь кроны высоких деревьев во мрак чащи пробиваются лучи солнца, каждый луч превращается в прожектор из-за миллиона микроскопических частиц, парящих в воздухе. Мальчики поднимают головы и как загипнотизированные смотрят в эти столпы света. От переизбытка кислорода друзья ощущают лёгкое головокружение и приятную слабость по всему телу – лес наполняет их своим густым духом, даёт осязать себя. Брет любит это первое прикосновение, от него бегут мурашки по затылку.
Древнюю чащу перед фермой Салливана рассекают две тропы. Гарольд, Пол и Брет стоят перед их началами: одна ведёт налево, другая – направо. Раньше собиратели ягод, грибники и охотники ходили по обеим, но три года назад проход по той, что ведёт направо, стал невозможен. Всё дело в ручье. Львиная Струя – так его окрестил Брет. Ручей пересекает тропу. Раньше поток был мощный, но не настолько широкий, чтобы человек не смог перепрыгнуть. И люди прыгали, потому что на той стороне ручья, в двухстах метрах к югу, находилось самое большое клюквенное болото. Люди прыгали через ручей с пустыми корзинами, а спустя час прыгали обратно с корзинами, наполненными до краёв красными ягодами. Клюква собиралась не поштучно, а гроздьями – мох болота был окровавлен её плодами. Но теперь всё по-другому. Многочисленных голосов собирателей со стороны болота уже давно не слышно, туда больше никто не ходит. Дело в том, что ручей набрал силу и мощь – сказались дождливые сезоны, которые пошли один за другим. Строительство моста через вышедший из берегов ручей никто не хотел финансировать, а все сваленные деревья-переправы уносило потоком, который успел прославиться своей яростью.
«Львиная Струя. – Трое друзей стояли у кустов акаций и справляли малую нужду, когда Брет решил пояснить, что к чему. – Лев ведь огромное животное? Огромному животному – огромную струю».
Ручей и вправду был длинным, широким и далеко не прозрачным. Матово-жёлтая масса бурлила от истока до устья.
Из-за недостатка средств провалилась первая затея – строить мост, а вторая – обогнуть ручей пешком – доказала абсурдность первой: когда собиратели всё-таки добрались до легендарного болота в обход, то не увидели ягод. Клюква скрылась под водой и загнила.
«Чего и стоило ожидать, – скажет Брет. – «Ушла, как «Титаник». Львиная Струя берёт своё начало на болоте, и ручей – это только показатель того, что творится на самом болоте. Если ручей превратился в реку, значит, болото превратилось в море».
Собиратели ушли с затонувшего болота ни с чем. С тех пор оно перестало быть легендарным в плане ягод и стало легендарным в плане историй. А тропа, которая вела к ручью, заросла за ненадобностью. Что не дало ей исчезнуть окончательно, так это грибники, не оставляющие попыток обогнуть ручей в жаркую погоду, ну, и, естественно, сам Брет, истоптавший все окраины леса. Хоть ручей и находится дальше разрешённых отцом пятидесяти метров, Брета это не останавливает: «Слушать рык Львиной Струи я готов вечно. Дьявольски крутая штука».
