Ммм, запах!
Снова протянул руку Вязирка.
Хлоп! Невидимый пруток вновь ожег кожу, выбивая лепешку из пальцев. Хлоп второй! – отпала бастурма.
Тут Вязирка в своем сне, конечно, осерчал. Вскочил на ноги. Затопал. Камаль, Хорсан, Джабни смотрели на него, не переставая жевать.
– Почему, почему мне нельзя? – закричал Вязирка. – Я что, не заслужил? Я голодный! Вы вон – кушаете!
Джабни рассмеялась.
– Рубийя!
Камаль покачал головой.
– У тебя же свое, друг, – сказал он.
– Свое?
Вязирка опустил взгляд и увидел перед собой миску с грубой кашей.
– А мясо? – спросил он. – А байбуш?
– Нельзя тебе, – подползла к нему Хорсан. – Ты теперь другой.
Она подперла его большим своим животом.
– Ты чего? – спросил Вязирка.
– Посмотри, – попросила Хорсан жалобно, – посмотри, как там ребенок? Все ли с ним хорошо?
Она положила его ладонь себе на живот. Под ладонью взбрыкнуло.
– Ай! – вскрикнул Вязирка.
– Посмотри.
– Да вы что!
Вязирка отодвинулся. Еще немного, и бросился бы бежать, только – вот незадача! – во сне бежать было некуда.
– Будь милостив, Вязир-эке, – сказала Хорсан, протягивая к нему руки.
Вязирка испугался и отполз на самый край ковра.
– Вы чего? Я не умею! Я не могу!
Хорсан упала. Платок соскользнул с ее головы. Волосы разметались по плечам. Она замерла, не шевелясь.
– Эх, друг Вязир, – с упреком произнес Камаль.
Он поднял беременную.
– Но я же, правда… Вы чего вдруг? – простонал Вязирка. – Это же не ко мне надо? Что она ко мне-то?
– А я ведь любила тебя! – прошипела Джабни, присоединяясь к Хорсан и к Камалю. – Ах, как любила!
Втроем они, обнявшись, пошли от Вязирки вдаль. Блюда звенели под их ногами, лепешки раскатывались, а рис брызгал, будто земля подбивала его снизу. Остановить уход, похоже, не было никакой возможности.
– Эй! – позвал Вязирка, но все, чего он добился, это взмаха руки от Камаля.
Отстань, Вязирка, не до тебя – означал этот взмах.
Исчезли блюда, исчез ковер, воздух задрожал, и Вязиркины сотрапезники, удаляясь, растворились в нем, будто мираж.
Вязирка ощутил, как в груди что-то сжалось от безысходности, и заплакал.
Проснулся он с мокрым от слез лицом, но сна уже не помнил, поэтому очень удивился, с чего это у него влажные щеки. Даже высунулся из-под навеса – не шмыгнул ли за угол хижины сорванец, решивший над ним подшутить.
Как-то ему рыбу подложили ночью. Спал в обнимку. Смешно.
Было еще темно, но солнце, пусть и невидимое пока, уже легко, как пальцами, касалось стен и крыш. Вязирка скоро забыл про лицо. Высохло. Он подтянул шавары повыше, закутался в ханык и некоторое время задумчиво ворошил золу в очаге. Поспать или чай готовить? Поспать или чай… Вязирка зевнул.
Нет-нет, много дел!
Сходив в хижину, он вооружился искровым камнем, нагреб трухи под вязанкой хвороста, вывалил ее в зев очага и, присев, несколько раз ударил железным бруском по камню. Искры прыгнули, труха дала дымок, Вязирка осторожно поддул, давая робким лепесткам пламени поползти по щепкам, кусочкам коры и сухим листьям. Дальше уже было просто. Вязирка мелко наломал кизяка и добавил целую плитку, когда огонь вошел в силу. Потянуло горьковатым дымком. В поставленном на камни котелке забулькала вода.
Хорошо!
Ни патыров, ни лаваша не осталось, поэтому Вязирка сходил в кладовку, срезал ленточку мяса с висящего куска козлятины и вернулся к очагу. Сегодня печь хлеб у него не было никакого желания. Может, завтра будет. Или вечером будет. Мука-то есть, Вязирка сам покупал ее на рынке, до вечера торгуясь за лишнюю денежку с одним хитрым караванщиком.
