Соркин. Да почём ты знаешь, может у него кто и есть? Он ведь мне говорил, что живёт… ээ-э… вполне взрослой жизнью.
Доренко. Эх, Петя-Петя…
Соркин. Что – «Петя-Петя»?
Доренко. Ничего. Люблю я тебя, старого симулянта. И Костю твоего непутёвого. Да ты тоже непутёвый! Жалко мне вас обоих.
Соркин. Спасибо, Жень, на добром слове. Я ведь тоже считаю тебя другом настоящим. Ясное дело! Да только я-то чем тебе не угодил?
Доренко. А неприспособленные вы к жизни – вот что! И это ещё при том, что не без везения живёте. Вон Костик – по трамвайному билету карьеру сделал. Телеконкурс – тьфу! Таких, как он, там сотни.
Соркин. Ну зачем же так. Он талантливый. (громкая музыка из Костиной комнаты прекращается) Ну вот, и не надо было его просить.
Доренко. Я и говорю, там таких талантливых сотни. Кому как повезёт Или тебе вот повезло – расцвела вдруг, ни с того, ни с его твоя бразильская фирма.
Соркин. Да как же «ни с того»? Педро же объяснил. Он в этом кресле сидел (показывает), а ты в том (показывает). Большая верфь строится, полного цикла производства, вот ему и…
Доренко. Я к тому, что для тебя это было как манна с неба.
Соркин. Это конечно…
Поёживаясь, возвращается и садится Медведев..
Медведев. А бодрит, погодка-то! Евгений Сергеевич, там осталось пара сигареток, я оставлю себе пачку? На вечер?
Доренко (Медведеву). Бери. (Соркину) А понравился мне твой Педро. Ты его почаще приглашай.
Соркин. Теперь уж летом.
Доренко. Наоборот, зимой! Пусть полюбуется. Слепишь ему снежную бабу.
Соркин. А знаешь, он сказал, что русские женщины гораздо симпатичнее бразильских.
Доренко. Подтверждаешь?
Соркин. Дело вкуса. С бразилками как-то проще отношения.
Доренко. Хм-м, гре-хо-водник!
Соркин. Я теоретически.
Медведев. Пётр Николаевич, вот Вы везде были, а какой город Вам больше всего понравился? Верно, Рио-де-Жанейро?
Соркин. (мечтательно). Рио… «Сидаде маравильозо»… Нет! Не Рио! Наверное, из крупных городов мира он самый красивый. Но ей Богу, народишко бы в нём сменить не мешало! Хотя бы на каких-нибудь других бразильцев, из глубинки что ли. А местные – кариока называются – какие-то неизвестно чем избалованные, необязательные, работать никто не хочет, а как бы всё за так получить. Нет, не Рио – Севастополь! Был я там в молодости три раза, и все разы попадал на День Военно-Морского Флота – красотища! Обстановка в городе исключительно приподнятая. Морской парад в заливе, вечером салют невероятной красоты – очень впечатляет. Морячки все при параде – во всём белом. А главное, девушки там изумительной красоты – сочные такие, загорелые, стройные… ээ-э… южного типа. Вроде Нины Заречиани… Да… Что-то не пришла она сегодня. А обещала. Столько трудов стоило номер её достать.
Доренко. Хотел, чтобы они с Костей встретились?
Соркин. Что же… Бывает же так, что люди снова сходятся. Он-то её всё ещё любит, я знаю.
Медведев. А я видел её позавчера на бензозаправке в Володарке. Поздоровались. Два года, с того самого спектакля её не видел. А как она жила-то, Пётр Николаевич?
Соркин. Откуда мне знать. Не Ирину же расспрашивать. А по телефону как-то было неудобно, тем более, она же согласилась приехать. Женя, ты у всех бываешь – что-нибудь знаешь?
В дверь заглядывает Маша.
Маша. Семён, пойдём – поможешь. Решили столы передвинуть.
Медведев. Ну вот, на самом интересном месте! Евгений Сергеевич, Вы мне потом расскажите, ладно?
Медведев уходит.
