Из темноты появлялись звуки – вначале робкие, потом набирающие силу и уверенность, как тепло весной. Ярким белым цветком на сцене явилась фея Драже, с нею – нарядный принц Оршад. Как влюблённые после долгого расставания, они протягивали друг другу руки и не могли насмотреться один на другого. Их гибкие движения не были похожи на танец – это была просто радость встречи, радость жизни, счастье любви.
Потом фея Драже танцевала одна. Вкрадчивая волшебная музыка пульсировала и звенела, манила обещанием чудес, слегка пугала низкими настороженными звуками. Узнав мелодию, какой-то ребёнок в зале тихо воскликнул:
– «Китикет»!
Надя усмехнулась. На сцене появились счастливые Мари и Щелкунчик, которые были теперь частью манящего сказочного мира. Цветы, снежинки, марципаны приглашали их танцевать с собой. На сцене все радовались.
Отшумел финальный вальс. Всё стихло. Занавес опустили и вновь подняли через несколько долгих секунд. Перед зрителями была Мари, заснувшая в кресле. Она обнимала игрушку-щелкунчика.
Благодарные зрители встали аплодировать артистам. Шелестели платья, плыло по огромному осиянному огнями залу парфюмерное облако. Люди рукоплескали танцорам и оркестру, знакомые переглядывались, обменивались короткими репликами о спектакле, чтобы потом, за пределами театра, возможно, продолжить разговор. А Надя была одна в этой праздничной толпе, и ещё ни разу за два последних месяца её одиночество с такой неумолимой силой не выкручивало душу, оставляя внутри ощущение бесцветной и беззвучной пустоты.
Надя не сразу почувствовала, что плачет. Люди давно стали расходиться. Мари и Щелкунчик продолжали раскланиваться на сцене, и Надя бросила на них прощальный взгляд, полный сожаления от неизбежного расставания. Как во сне она вышла из боковых дверей, не заметив, что её, задумавшуюся, чуть было не толкнул какой-то господин необъятных габаритов.
Она остановилась напротив бронзовой скульптурной композиции, которая изображала двух нарядных кавалеров в жабо и их дам в пышных платьях с фижмами. Это была сцена из восемнадцатого века. Кавалеры и дамы держали друг друга за руки и, как казалось Наде, готовились начать танец.
– Мам, пойдём! – требовательно прокричала Ксюша.
Надя, сделав усилие над собой, отвернулась от скульптуры и медленно пошла по мраморной лестнице.
– Где номерки? – весело спросил Сашка, протягивая ладонь.
Надя услышала его, но отозвалась не сразу. Ей хотелось заставить детей ждать, а, может быть, и нервничать. К гардеробу тем временем волной прилила толпа, и уже поневоле пришлось стоять, пока она рассосётся.
– Ну вот! – разочарованно воскликнул нетерпеливый Сашка.
* * *
У самого выхода им встретилась женщина в круглой меховой шапке, держащая в руках светящиеся разноцветные шары на палке.
– Ша-арички ребятишкам берём, – призывно пропела она.
Ксюша оживилась немедленно:
– Мама, купи!
– Хватит вам, – отрезала Надя. – И так потратилась: сходили в театр на вечерний сеанс, десерт купили с коктейлем, – хватит.
– Да не нужен нам твой театр был! – бросил Сашка. – Пустая трата денег. Это ты решила пойти, а мы не хотели!
– Ма-ам, купи шарик, – заныла Ксюша.
Надя вдохнула морозный воздух – глубоко, чтобы заполнить лёгкие и проветрить голову. Но это не помогло. Слёзы предательски подступали к горлу. Неделю она мечтала о театре, рисовала в красках, как они втроём будут смотреть балет, как, счастливые, вернутся домой в новогоднем настроении. Но какое, к чертям собачьим, настроение, когда собственным детям на неё плевать, и одна хочет только жрать и играть, а другой хамит всем напропалую?!
