– Баба Груня! – подымаясь из очередной лужи, бормотал Антон. – Бабочка Грунечка, отзовись!
Никто не отзывался. Один, совсем один остался разнесчастный Антоша в сыром, мерзопакостном, неприветливом мире.
В низине, за домами, мелькнул свет. Обрадованный Антон побежал туда. Добежал, перелез через плетень, свалился во что-то теплое и приятное. Подниматься больше не стал и, должно быть, забылся. Потому что проснулся он от озноба. Рядом кто-то почавкивал. Обильно попахивало говнецом.
– Вадя, ну ты ваще! – пробормотал Антон. – И убери рыло.
Он с силой оттолкнул воняющую Вадичкину физиономию.
Вадя хрюкнул. Не открывая глаз, Антон принялся его ощупывать, – мясистый Вадичкин шнобель сплющился так, что аж ноздри торчали наружу.
– Это кто ж тебя? – Антон ме-едленно приоткрыл верхний, разведывательный глаз. В упор, глаза в глаза, за ним следило свиное рыло. Не Вадичкино, между прочим, рыло.
Антона подбросило вверх, будто на катапульте. Рядом вскочила и завизжала огромная свиноматка.
Тряхнув головой, Антон огляделся: он стоял посреди загона в нарождающемся рассвете меж десятков гуляющих свиней и поросят. А у ограды заходились от хохота какие-то девахи, видно, свинарки.
– Дуй к нам, пока не сожрали! – расслышал он и – последовал совету. Едва перевалился он через плетень, как несколько девичьих рук обхватили его и принялись оглаживать.
– Цел ли? Господи, девки, да он же склизкий весь! Простудится! И пиписку застудит! Иль отгрызли? Надо б проверить да пожалеть.
Антон почувствовал, как кто-то принялся шуровать у него в штанах.
– Ой! Кака маленька да холодненька! – сообщил жаркий голос. – Сейчас погрею.
– Мне к бабе Груне надо! Там согреюсь, – под общий смех взмолился жалкий Антон. Его трясло.
Одна из молоденьких свинарок, хохочущая более и задорнее остальных, показалась смутно знакомой.
Но тут он заново впал в беспамятство.
Должно быть, кто-то сердобольный пожалел и отвел. Потому что очнулся Антон на знакомом порубленном крыльце.
Появился он, как оказалось, вовремя. В доме не спали. У стены затаилась очумелая баба Груня, над которой навис совершенно голый дебелый Вадичка с гитарой на безволосой груди.
– Веселись старушка! – требовал он, отбивая о пол босой пяткой.
– Русаки гуляют. Пляши камаринского!
Баба Груня зыркнула на дверь и, ойкнув, сползла на пол. Клацнул челюстью и Вадичка. На пороге стояло нечто унылое, истекающее навозом.
Листопада не было вовсе.
Не вернулся он и в семь утра, когда Антон проснулся на полюбившейся печке. Проснулся от могучего Вадичкиного храпа и от бормотания. Глянул вниз.
Атеистка баба Груня, стоя на коленях перед богоматерью, клала истовые поклоны и умоляла сотворить одно-единственное чудо, – изгнать вселившихся в избу бесов.
* * *
К половине восьмого объявился последний бес. Был он ухожен и благодушен, оглядел нахохлившихся потрепанных приятелей, брезгливо принюхался. Потрепал по плечу угрюмую старушку.
– Вот шо, баба Груня, готовь баньку. Отмоемся и – сегодня же с домом покончим.
– А-а! – баба Груня вскочила с внезапной резвостью. Взгляд ее сделался диким. – Не дам! Не дам дом! Последнее, что от Самого осталось! Лучше враз прямо со мной палите!
Под окном послышался голос бригадирши. Поцапанный Вадичка предусмотрительно задвинулся в угол:
– Щас она нам наработает.
Дверь отворилась. На пороге стояла приветливая женщина – в кокетливо повязанной на шее косынке.
