Седло (в) - страница 22

– Поменял концепцию, Мария Федоровна, очень хочу доказать Токарь, что я – настоящий мужик! – И подмигнул.

– Да вам и не надо доказывать. – Маша улыбнулась.

– Это высшая оценка, – подхватил Седлов, – других и не надо. За вашу красоту и проницательность! – Маша сделала скромный глоточек, Седлов махнул рюмку и повел Машу к общей компании.

– Коллеги, как же вы так нашу прекрасную Марию Федоровну бросили? – смело присоединил к компании их пару Седлов.

– Так это не мы, а вы обязанностей своих не выполняете, – парировала Токарь.

– Хорошо, признаю вину, давайте выпьем за наших прекрасных женщин, чтобы они никогда не оставались одни!

– О, Егор Петрович, ты прямо раздухарился, скоро небось стихами заговоришь! – заметил Растегаев.

– Если попросите, почему бы и нет!

– Конечно, попросим! – Седлов увидел внимательный взгляд Креповой.

– Готов прямо сейчас начать! Мы за этой школьной суетой забываем о главном – о любви. Мне очень нравятся вот эти слова Маяковского: «Любить – это с простынь, бессонницей рваных/ Срываться, ревнуя к Копернику, / Его, а не мужа Марьи Иванны / Считая своим соперником!» Давайте за такую любовь, за наших женщин, ее достойных!

– Егор Петрович, повторяетесь уже с тостами, – было подпортила полет Токарь.

– Зато стихотворение какое красивое, как вы их так запоминаете? – вернула полет Крепова.

– Работа такая, так же, как вы – формулы, в которых я ничего не понимаю, как и в физике Андрея Борисовича.

– Ее никто не понимает, даже я, – Растегаев снова рассмешил публику.

Под стихи Седлова и шутки Растегаева вечер полетел дальше. Седлову оставалось только дождаться очередной табачной паузы, чтобы окончательно освободиться.

Пилось легко, и представление о своей алкогольной робости в глазах Токарь «и Ко» он точно перевернул с таким же махом, с которым опрокидывал рюмку за рюмкой. Легко шутилось – надо сказать, что Егор Петрович невольно сдвинул Растегаева с роли души компании, но последний и не был против. Между шутками Седлов не забывал о Машеньке, подпитывая ее восхищение, как ему виделось, мастерски играемой Седловым ролью импровизированного тамады.

Курить выходили уже несколько раз, но остаться вдвоем с Растегаевым было невозможно, так как Крепова, Вязников и даже Зегерс всегда были рядом. Но это никак не омрачало праздничное состояние Седлова. Первый, главный шаг, он сделал, а второй, подстраховочный, сделает вот-вот.

Коньяк закончился, появилась водка. Растегаев пить отказался, а вот Седлов с Вязниковым радостно пустились продолжать демонстрировать свой безграничный алкопотенциал. И все опять же было легко, весело. Бутылка была осушена уже ниже плечиков, Седлов все шутил и раздавал комплименты, танцевал не только с Машенькой, но даже с Токарь и Креповой, останавливал собирающихся покинуть этот чудесный праздник и то забывал, то вспоминал о Растегаеве.

И… в следующем кадре самосознания Егор Петрович или, точнее, то, что осталось от него после алкомарафона, проснулся около десяти утра у себя дома в одежде рядом с кроватью.

Через два дня после банкета, в понедельник, Седлов на ватных ногах пришел в школу, постоянно преодолевая желание вернуться домой. Несмотря на то, что картина произошедшего была ему описана и не содержала публичного позора, он все равно не верил, что так легко отделался. Спасибо Растегаеву и Машеньке, которая и поведала ему о произошедшем.