Седло (в) - страница 24

Очевидно, что в план Седлова не входило сближение с Машенькой через алкобунт. Но назад, до восхождения на коньячную ступень, не отмотать; стыдливо игнорировать Машу после того, как она спасла репутацию Седлова и, скорее всего, все его учительское будущее, было бы уж очень низко, да и против желания Седлова, поэтому он по принципу пригодности всех средств на войне и в романтике сказал, что просто обязан отблагодарить «свою спасительницу», пригласив Машеньку в ресторан и тут же получив согласие. Само событие было отложено на неделю, когда подкошенный организм Седлова сможет нормально функционировать.

При входе в школу Седлов больше всего боялся встречи с тетей Томой. Проходя мимо вахты и здороваясь, он с тоскливым внутренним напряжением ждал реакции, которая показала бы, что Машенька ошиблась и свидетели были, точнее, главный свидетель, которого достаточно, чтобы свидетелями стали все. Но никакой реакции и даже косого или более свойственного тете Томе прямого стреляющего взгляда не было – все прошло как обычно. Седлов выдохнул. Встреча с некоторыми коллегами по пути в кабинет также подтвердила Машенькину правоту – никто ничего не видел. Хотя Седлов и не верил в магнетические закономерности, все же подумал, что его пьяное инкогнито надо рассматривать как компенсацию за Цыбина. О последнем Седлов старался не думать и ждал прилива сил или отлива до сих пор бродящей по телу муторности, чтобы пойти к Растегаеву, но явно не сегодня.

А сегодня был день контрольной проверки журналов перед окончанием первой четверти. К назначенному времени группа учителей, объединенная предметами, поднималась к кабинету Креповой, и каждый по очереди принимал к исполнению выявленные вторым человеком в школе недочеты, в том числе касающиеся интенсивности заполнения электронных дневников. Этой встречи Седлов тоже боялся – и не из-за недочетов и интенсивности, с чем у него всегда был относительный порядок, а потому, что Крепова была свидетелем преображения Седлова на корпоративе и всегда стремилась знать больше, чем другие. Но и здесь все прошло как обычно: выслушав замечания и взяв журнал с указывающими на них закладками (надо сказать, Крепова делала свою работу подчеркнуто тщательно), Седлов побрел в кабинет.

– Егор Петрович, подожди минуту! – Снизу по лестнице поднимался Растегаев. Это был не тот момент, когда Седлов хотел говорить с Растегаевым, но он, естественно, остановился.

– Привет! Как здоровье-то?

– Здравствуйте. Да… нормально.

– Ты хмурый что-то такой.

– Да просто… не пришел еще в себя.

– Понятное дело. Хотя молодой ведь, регенерация быстрая, уже должен быть в себе! Ну ты молодец, конечно, повеселил народ. Все в восторге были от тебя. Ушел, правда, как-то неожиданно. Встал и вышел. Я Машку послал за тобой. Она потом звонила, спрашивала адрес. Ты сам забыл, что ли? – улыбнувшись, спросил Растегаев.

– Да… я… заснул.

– Мертвым сном?

– Не знаю, не помню, если честно. А… как вы адрес узнали?

– Я попросил Юлю, у нее ведь записаны все, ключ взял и сходил.

– А-а… А Юлия Рудольфовна что сказала?

– Да ничего, ключ дала, и все. А что?

– Ну… неудобно.

– Да ладно, Юля – свой человек, это же не Крепова. Она и не вникала.

– Понятно. Спасибо вам.

– Да не за что, дело житейское. А о чем ты все хотел поговорить со мной? Подходил – отходил, а потом забыл, видимо? – Улыбка не сходила с лица Растегаева.