Седло (в) - страница 25



– Я хотел… Да там несущественно.

– Ну ладно, будет существенно – заходи.

– Хорошо, спасибо.

Интеллигентски-неспортивная рука Седлова пожала крепкую народную руку Растегаева, и литератор поднялся к себе.

Приведя журнал в креповскую норму, Седлов, в целом по итогам дня перешедший из отрицательного состояния к нейтральному, оделся, взял журнал, чтобы сдать по пути, открыл дверь – и почти лбом столкнулся с Цыбиным, который втолкнул его обратно в кабинет.

– Ты где был, му… ло?! Я тебя несколько дней ищу.

– Я… дома…

– Ты помнишь, что учудил в пятницу?

– Да.

– Тебя за это убить надо!

– Я… – парализованный Седлов не знал, что говорить, но Цыбин ему и не дал.

– В общем, под дурью что не сделаешь, так что на первый раз прощаю тебя. Хорошо, что я все подобрал вовремя. Но, Седло, еще раз вы… нешься – капец тебе, покалечат. Я в этот раз Тайсону не сказал, а сказал бы – п…ц тебе, ты бы сейчас таким здоровым здесь не сидел.

Седлов и так не чувствовал себя здоровым ни физически, ни психически, так как психическое сейчас упало в физическое. Также пока не явственно, но ползла, чтобы поглотить сознание, мысль, что он откровенно боится Цыбина и героический шаг в пятницу был не свойственным ему порывом. Поэтому сейчас Седлов просто молчал и тупо смотрел вниз и вбок, как ученик, которому классный руководитель делал последнее предупреждение.

– Ладно, иди, мне еще здесь надо кое-что сделать. Тебе пока полного доверия нет. Двигай.

Егор Петрович послушно вышел, подумав, что теперь уже все толкает его на разговор с Растегаевым, но – Цыбин в школе, и это все вытеснялось банальным страхом.

Он сдал журнал и потащился домой.

Глава IV. Связисты

В последний день первой четверти был организован экскурсионный выезд в войсковую часть. Мероприятие, как сказали Седлову, традиционное, и это был звездный час одного человека – Вязникова. Последний всегда подчеркивал свое армейское прошлое, без которого приобщение будущих защитников Родины к тому, что им готовила Родина в казармах, было невозможно. Об этом свидетельствовало все его поведение в преддверие и во время события: Вязников вел себя так, как будто сама школа существовала только ради этого однодневного знакомства учащихся со сферой его бывшей деятельности, овеянной славой и загадочностью, на что всегда указывала хромота. За несколько недель им составлялся список из двадцати наиболее благонадежных участников. Этот список в виде приказа директора с поручением Вязникову провести мероприятие безапелляционно предъявлялся классным руководителям, которые должны были обеспечить своевременную явку в день «Ч». Предъявлялся так, как будто мероприятие было поручено провести самим министром обороны. Возможно, Вязников так и считал. В этом же приказе были отобранные им сопровождающие.

Обычно компанию, предводимую Вязниковым, сопровождали Токарь и Растегаев. Токарь с Вязниковым были не только верными собутыльниками- сплетниками, но и свободными ушами друг для друга, что для их типажа особенно ценно в подобных поездках. Растегаева Вязников взаимно не любил, но Андрей Борисович был нужен по двум причинам: на случай «мало ли что», если дисциплина выйдет из-под контроля и военной выправки Вязникова будет недостаточно, и, вероятно, потому что Вязникову нравилась идея быть предводителем на фоне Растегаева: мол, все считают его главным мужиком школы, а на самом-то деле… В этот раз Токарь была вовлечена Креповой в инквизицию над должниками-двоечниками, и ее место в отточенной формуле Вязникова занял Седлов, который, судя по всему, дорос до этого в глазах отставного подполковника после корпоратива.