– Мне тоже чай, – говорит Кэл Энни и тут же обращается к Робби: – Ты не будешь возражать, если мы присядем на лавочке снаружи? Сегодня такой прекрасный день…
Напряжение, сковывающее лицо Робби, слегка ослабевает.
– Нет, это даже лучше. Там есть скамейка на траве, – рукой показывает парень.
Устремив глаза в указанном направлении, Кэл находит деревянную скамью с видом на море. Никто не услышит их разговор!
– Почему бы тебе не занять ее, пока нас не опередили? – говорит он Робби. – А я подойду, как только возьму чай.
Робби быстро кивает и выскакивает за дверь, оставив Кэла и Энни вдвоем. Кэл ждет вопрос, но женщина лишь поджимает губы и пробивает на кассе два чая. Желудок Кэла бунтует, требуя пирожных. Их аромат невероятный, рулет с беконом не идет ни в какое сравнение с местными десертами.
– Подождите, я возьму еще пару вот этих… – Кэл запинается, обводя взглядом витрину и не зная, что конкретно выбрать.
– Вот эта его любимая, – подсказывает Энни, показав на сдобную булочку с изюмом. – Он любит ее с раннего детства. – Женщина тщательно следит за словами, поглядывая на Кэла. И он улавливает смысл, скрытый за ними.
– Тогда я возьму две такие булочки, спасибо, – благодарит Кэл.
Его немного отпускает. Оказывается, у паренька, нервно ерзающего на скамейке, есть и защитники среди местных. Иногда наблюдательность людей оборачивается во благо другим.
Протягивая чай, Энни заглядывает Кэлу прямо в глаза:
– Не всегда стоит копаться в прошлом. Вы ищете материал для своего подкаста, а нам здесь жить.
Кэл осознает: бессмысленно ей что-то объяснять. Над парочкой занятых столиков повисло напряженное молчание, они прислушиваются. Кэл наклоняет голову:
– Благодарю вас. – Он благодарит ее за чай, а Энни… пусть интерпретирует, как ей вздумается.
Кэл переходит дорогу, он старается подавить враждебность, когда подает Робби чай и бумажный пакет с булочкой. Парень заглядывает в пакет и вскидывает на Кэла глаза, полные изумления.
– Моей заслуги в этом нет, – признается Кэл. – Это Энни мне сказала, что ты их любишь.
На губах Робби проскальзывает слабая улыбка, всего на секунду. Вытащив из пакета булочку, он отщипывает от нее пару кусочков, а потом съедает ее в один присест. Похоже, Робби не наелся. Он очень худой, слишком худой – костлявые запястья, темный пушок на сухопарых руках. И эта нервозность во всем теле. Длинные волосы паренька влажные. Они защищают его от внимательных глаз Кэла. А взгляд Робби устремлен на море.
Кэл ждет, когда он заговорит.
– Извините за прошлую ночь, – шумно отхлебнув чай и потупив глаза в стакан, начинает парень. – Я выпил, и, когда узнал, что вы там… я не подумал.
– Расскажи мне о своей маме, – ласково говорит Кэл.
Робби вздыхает:
– Я ее толком не помню. Не то чтобы совсем. Мне казалось, что я помню, как она мне однажды пела. Но, когда я рассказал об этом отцу, он сказал, что она никогда не пела. – Парень глядит на Кэла. – Может быть, я это просто выдумал… – Его голос стихает до шепота. – Просто я считаю неправильным, что все отмалчиваются. Как такое может быть: никто не знает о том, что случилось? Это несправедливо!
– А полицейские кого-нибудь арестовали тогда? Они называли подозреваемых?
Робби мотает головой:
– Мне кажется, будто я что-то упускаю. А что именно – не знаю. Но у меня постоянно такое ощущение. И оно становится все хуже. По-моему, я схожу с ума. Но люди здесь не любят говорить о том, что произошло.
