Я училась на «отлично» не только на протяжении первого семестра, но и в течение всех шести лет обучения. Миссис Штиц часто упоминала о том, что приняла верное решение. Она опекала меня, словно вторая мама. Может это потому, что я была одной из малочисленных девушек на потоке, или потому, что я была младше всех остальных студентов? Кто знает. Я не спрашивала. К третьему курсу из пятидесяти человек нас осталось всего тридцать, а к концу обучения количество выпускников едва перевалило за два десятка. Но я продолжала идти к своей мечте и усердно готовилась к намеченному путешествию. Конечно, я старалась ни на что не отвлекаться, и даже никакая юношеская любовь не досаждала мне. Меня не интересовали мои одногруппники, я совершенно не стремилась устроить свою личную жизнь, хотя признаться честно, попытки со стороны ровесников случались неоднократно. Моя подруга Гретхен смеялась над рассказами об ухажерах и называла меня «Лия неприкосновенная». Она также говорила, что мне суждено «умереть старой девой», но я ее не слушала. Я получила совершеннолетие не для того, чтобы поскорее законно устроить свою личную жизнь, а для того, чтобы посвятить себя науке.
Самые интересные занятия были у профессора Мейера. Конечно, его чудаковатость никуда не исчезла. Но повествовал он действительно важные и необходимые для моей будущей профессии факты. Он был строг. И было в нем что-то совершенно харизматичное и неописуемое. В первую очередь – это та связующая, о которой я никогда не решалась рассказать даже Гретхен. Я имею в виду его странность в поведении по отношению ко мне. Временами он останавливался на середине лекции, встретив мой взгляд, прокашливался и начинал сначала. Когда я встречала его в коридоре, он стыдливо отводил глаза, словно мальчишка, и куда-то в спешке уходил. Часто на наших парах он устремлял свой взор в окно, и на его глаза наворачивались слезы. А когда он произносил моё имя – оно звучало с особенной выразительностью. От этих поступков мне становилось не по себе. Сначала я думала, что мне кажется: наверное, он ведет себя так со всеми. Позднее предполагала, что он в меня даже влюбился! Но к концу обучения я решила, что все это – мои детские больные фантазии, которые надо оставить в прошлом. Ведь он хороший и честный человек, и явно у него есть дела важнее, чем следить за бестолковой рыжеволосой студенткой.
Однажды на четвертом курсе я сдавала профессору Мейеру экзамен по истории. И мне попался билет о машине Паулюса Беркъерса. Я не скрывала своего истинного мнения об этом бесполезном корыте, а Профессор Мейер слегка посмеивался, но внимательно слушал мой ответ, уже привычно сверкая нестареющими голубыми глазами.
