Секс, наркотики и спинальная амиотрофия - страница 14

В Строгино проезжаем мимо дома моего педагога по вокалу. Звони, даёт команду папа. Ещё пара поворотов и мы у Тёмы. Два гудка. Фамильярно раскатистое «Дааа» в трубке. Выходи – коротко бросаю я. Есть мой фюрер – отзывается Тёма. Паркуемся у подъезда. Сквозь стекло вижу двух больших парней, первый скорее накачен – это Тёма, второй скорее полноват – это Даня. Папа здоровается с обоими. Разбирает коляску, вручает пакет с играми Дане. Тёма стоит в подготовленной борцовской стойке, руки полукругом от накаченных мышц. Пунцовые уши конфужено сверкают. Смеюсь. Из машины видно, что Тёма хочет помочь, но не может сообразить как. Открывается дверь, отстёгивается ремень, папа выковыривает меня из машины и сажает на заранее собранную коляску. Здороваюсь с парнями. В подъезде Тёма придерживает. Ты не тяни только, предупреждает папа. Да давайте поднимем, так проще. Проще ему, так не безопасно – вставляю я. Бестолку, уже несут. В прихожей помогая мне раздеться и отказываясь параллельно от чашки кофе, предложенной Тёминой мамой, папа уточняет во сколько меня забирать. Давай не поздно только, завтра на работу. Давай в десять примерно. Ну постарайся пораньше. Ладно.

Пока Тёма носит с кухни какие-то пирожки с мясом и странноватые салаты порубленные мамой, объясняю Дане правила настолок. С Даней у нас мало общего, наши миры соприкасаются только на Артёме. Он так же, как и Тёма учится в Бауманке на физика, а потому между ними существует миллион локальных мемом которых я не понимаю. Они вместе ходят в качалку и имеют околофутбольный бэкграунд. Суровое консервативное Строгинское дворовое воспитание не даёт Дане адекватно воспринимать мой **** активизм, а посему моё геепотворничество является предметом миллионов шутеек. Тёма относится к теме так же, но слишком дорожит мной, а потому шутит тоньше и всё чаще наедине. За большую форму и туповатое лицо Тёма называет Даню – Дядя-вепрь. Пожалуй, он единственный, кто может пережрать Артёма в Бургер Кинге не только по скорости, но и по массе съеденных бургеров. Вообще Даня тоже очень остроумен, и достаточно циничен, так что я хотел бы с ним подружиться. Но вероятно слишком многое во мне и моём жизненном опыте было для него вне рамок комфорта. С Тёмой же они были не разлей вода и меня это бесило. Тёмочку я ревновал. Пропуская мимо ушей очередную туповатую шутку про гачи-мучи перевожу своё внимание на Яну – девушку Дани тоже оказавшуюся в квартире.

С ней у меня приятные отношения. Она умна, как и все ребята из Бауманки, но в отличии от Кабана и Кайзера (древнее погоняло Артёма) ещё и отличается учтивой обходительностью, столь свойственной всем белорусским девушкам. В её компании очень комфортно находится, и она была бы даже красивой, если бы не выпирающие вперёд челюсти, постоянно заставляющая задуматься о грехе её бабушки с белой акулой. Вышеупомянутая особенность, а также наличие Дани перекрыло для меня даже возможность думать в её сторону в качестве возможной любовной авантюры, однако, между нами, нет-нет да проскакивал тонкий намёк на флирт, что в общем моё иссохшееся на тот момент без девушки сердце могло с лёгкостью перепутать и с обыкновенной светской учтивостью. Мой мозг эротомана не мог отказаться и от её нагого образа, старательно выпихивая за рамки картинки толстопузого кабана с болтающимся баклажаном. На тот момент у меня уже около года не было девушки, а посему любой субъект женского пола рассматривался мною по дефолту как будущая мать моих детей. В отношении Яны меня интриговала мысль наречь её «моим белорусским дранником». Так углубляясь в правила настольной игры «Эволюция» и отгоняя видения её широко разведенной челюсти и закатанных глаз во время оргазма я совсем не заметил звонка в дверь, ознаменовавшего приход новых гостей.