Секунды до грозы. Книга 1 - страница 3
Завелась старая шарманка. Нечего и говорить, благоухание перегара и немытой одежды расползётся по всему дому, стоит только нам переступить порог. Конечно, папá, я ничего не скажу, это и не нужно. Святой Корбо, только не дыши на меня, умоляю!
Я зажмурилась, когда ощутила крепкое объятие отца. Запах табака, пива и гнили хлестнул в лицо, когда он попытался поцеловать меня – то ли в лоб, то ли в ухо.
– А я тебе рассказывал, Ро-о-о-бер, какая она у меня умница? – Мне остаётся только ненавязчиво подталкивать его к выходу. – Работает сестрой в госпитале. Умнее даже меня! Поэтому я её слушаюсь. Ик! Она лучше знает!
– Ну, Жерар, ты всегда был глуповат в молодости, – и старик залился смехом.
– Хах, дурак, лучше бы швартов стал более чисто вывязывать, чем всякую чушь говорить! – с удивительной для текущего состояния ясностью отреагировал отец. Он прикладывал много усилий, чтобы не свалиться на пол. Я сделала шаг назад, не желая находиться рядом с этим зрелищем.
– Когда Софи была маленькой, я брал её с собой в море. Она знает всё-ё-ё, – с прищуром протянул отец и описал рукой весь мир. Перепалка с Робером явно прибавила ему энергии. – Понимаешь? Все морские карты! Капитаном станет, не иначе!
Мужчины за соседним столиком не сдержали смеха. Они толкали друг друга локтями и переговаривались, а я закатила глаза. Какие карты, ради богов?! Да, слушала отцовские байки, чтобы не обидеть. Но чем больше он вещал небылиц, тем сложнее становилось делать вид, что мне по душе его истории. В детстве я всерьёз воспринимала рассказы о морских змеях и загадочных приключениях, но с возрастом осознала реальность. Сказки рассыпались и оставили только горькое недоверие, которое с каждым днём становилось крепче. А затем и вовсе заменилось раздражением.
Ну а как можно не вспыхивать от гнева, когда этот человек, мой отец, заставляет мамá жить в страхе? Как можно не испытывать беспокойства, зная, что каждый стук в дверь – это не просто стук, а предвестие беды, когда за ней может скрыться очередной незнакомец, пришедший за деньгами, которых нет? Всё это… всё это заставляло меня прятаться за ложью, изо дня в день сочиняя истории, что отец всё ещё в плавании, когда он валялся на лавке, пьяный в доску. И раньше это работало, когда я была маленькой, когда мои светлые волосы и наивные зелёные глаза заставляли людей умиляться, жалеть и верить. Но теперь… теперь я уже не ребёнок. И от мысли, что он использовал меня, чтобы прикрыться, мне становилось так противно, что в горле встал ком, который я не могла проглотить.
Со временем всё стало только хуже. Отец пил всё чаще, долгов становилось больше, а заботы о нас – всё меньше. Вместо того чтобы хоть раз попытаться выбраться, он лишь глубже зарывался в эту яму, увлекая нас за собой.
Отец громко хлопнул по столу, а затем попытался опять сесть. Я поспешила пресечь этот порыв, ведь если он вернётся на стул, то застрянет тут на всю оставшуюся ночь.
– Так вот, друзья, хватит об этом, несу круговой баркас не в ту сторону, ведь я всё равно всех любим!
И попробуй понять, то ли он сам всех безгранично любит, то ли окружающие его. Одно я уловила наверняка – интонацию для тоста.
По залу прокатился одобрительный рёв, отец, пошатываясь, подобрал с пола кружку, победно взвыл и сделал глоток… пустоты. Осознание пришло не сразу. Он задумчиво повертел кружку в руках, выдал оптимистичное «завтра я плачу!» и направился к выходу. Ну да, конечно. Отец заплатит. В какой-нибудь другой жизни. А пока он благополучно забудет этот вечер, утром будет болтаться в море, а разбираться с его щедрыми обещаниями придётся мне.