Гартавлу, как положено, окружал глубокий ров, ежедневно вычищаемый специальными слугами, и высокая каменная стена. У массивных ворот денно и нощно дежурило не менее полутора десятков стражников и как минимум один маг. Внутри ни я, ни кто-либо из наших ни разу не был, разумеется: вход доставщиков провизии и прочих жизненно необходимых для высоких особ лиц осуществлялся по строжайшему досмотру. Как рассказывал мне Брук, даже делегация Высокого храма, иностранные послы и королевская родня не избегала этого самого досмотра.
Экипаж регента пропустили беспрепятственно.
Несмотря на то, что я была напряжена до предела, какая-то маленькая, почти забытая и забитая восторженная девочка внутри меня, не наигравшаяся в детстве девочка мечтала высунуться по пояс из экипажа и жадно разглядывать всё вокруг, каждую мелочь: сверкающую металлическую чешую кирас и украшенных разноцветными перьями шлемов стражников, хлопающие на ветру, как крылья, полотнища флагов цвета сочной зелени молодой листвы, крошечные окошки-бойницы в монолите угрожающе устремляющихся в сизое небо стен. Некстати вспомнилось, что ещё одна категория простых жителей беспрепятственно попадала в Гартавлу: смертники. Обычная тюрьма в Гравуаре располагалась на западе, а вот смертные казни проходили в её восточном сердце, надёжно укрытом от глаз обывателей.
Да, внутри я не была, но подробнейшая карта Гартавлы, висевшая на стене в моей каморке в домике Брука, была изучена вдоль и поперёк. Я знала, что увижу огромную пустую площадь, мощённую округлым зеленоватым, точно покрытым мхом, булыжником. Вокруг площади подковой располагался внушительный королевский дворец, приземистый, трёхэтажный, но рекордсмен на Континенте по протяжённости, резиденция династии Цеешей на протяжении семи столетий. За зданием дворца находились Королевские сады, воспетые во многих поэмах, великолепием которых мне не удастся в полной мере насладиться: до весенней оттепели они закрывались на зимний сон. Впрочем, посмотреть на них можно было с Центральной лоджии, находящейся в центре сходящихся симметричных лестниц, огибающих, если память мне не изменяет, Зал Приветствия. Я знала, что дворец оформлен в бело-золотой гамме: позолоченное благородное дерево, гипсовая лепнина, широкие тяжёлые рамы многочисленных зеркал, обманчиво невесомо-ажурная мебель. Знала, что пол выложен разноцветными мраморными плитами, отражающими свет массивных многослойных, как свадебные торты, люстр.
И всё же, вступив на эти древние плиты в первый раз, я покачнулась от внезапно нахлынувшего головокружения человека, попавшего в собственный сон, сон, внезапно ставший явью.
***
- Сьера Марана, ваша сорочка…
- Сьера Марана, ваши чулки…
- Сьера Марана, ваша нижняя юбка…
- Сьера, верхняя юбка…
- Сьера, накидка…
- Сьера, платье….
- Сьера, туфли…
В домике Брука мне помогала одеваться некая сьера Льема, и всё же торжественный ритуал, принятый во дворце, отличался от репетиций примерно так же, как мука от готового хлеба. Первое и главное открытие, которое я совершила: одеваться приходилось практически самой, поскольку прикосновения горничных и фрейлин к королевскому (почти) телу были строго регламентированы. При водных процедурах, например, горничные мыли голову и вытирали обнажённое тело госпожи полотенцами без особых проблем, но подвязывать чулки я должна была самостоятельно, фрейлины лишь почтительно их мне подавали, а потом стояли в двух шагах и с овечьими лицами, вытянутыми от осознания важности происходящего, наблюдали, как я старательно пыхчу со скользкими шёлковыми ленточками.
