Время уходило. Зацепок почти не было. Ника как сквозь землю провалилась. Она и Дана. О плохом я думать себе запрещал.
Ребята кое-что нарыли, конечно, но все эти ниточки никуда толком не вели. Обрывались, будто гнилые.
Через день обнаружили их вещи и телефоны. По телефонам и вычислили. Мусорные контейнеры возле жилого дома в убогом спальном районе.
– Дак это. Были! – шамкала беззубым ртом местная бабулька. – У меня бешшонница, я по квартире ходю, брожу, не шпится мне. Ночь была. Машина подъехала, такая, плохонькая. Я ещё внимание обратила: девушки хорошенькие, парень с ними хоть куда – здоровенный такой. А машина плохонькая. У нас вон у Витьки из второго подъезда похожая – убитая, так Витька жлоб, в хвост и гриву её пользует, тарахтит по утрам, спасу нет!
И бабка принялась жаловаться на Витьку из второго подъезда, рассказывая всю его подноготную, сколько раз он женился, и на что только бабы ведутся: у него башка седая, машина говно, квартира убитая, а они всё лезут и лезут, думая, что в рай попали.
– Этот? – перебил её Дан, показывая фотографию Инденберга. – А девушки эти? – снова ткнул ей под нос фото Ники и Даны.
Старуха вцепилась в них, как хорошая собака-ищейка в нужный след.
– Да кто ж его знает? Мож они, а мож не они. Темно ж, а у нас тут фонари через один горят. Я жаловалась в домоуправление, чтобы заменили, только кого они слушают? До простого народа никому дела нет!
Камер наблюдения здесь, естественно, не имелось. Слушать бабкины злоключения и бодания с домоуправлением не хватало ни сил, ни терпения.
– Ну вот похожи – да, – между сетованиями наконец вставила она. – Волосы приметные. Красивые. Похожи. А парня не разглядела. Может, он, а может, не он. Вспомнила! – хлопнула она себя по лбу. – У одной что-то за пазухой копошилось. Может, кошка, а может, дитя прятала!
Мы с Даном переглянулись. Ника ушла с собакой. Не оставила своего друга. Забрала Санту. Это было хоть что-то. Да и выброшенные вещи…
Он издевался. Демонстративно выкинул всё напоказ. Не стал их даже отвозить на край географии. Словно показывал: плевал я на вас. Будто специально оставлял метки, по которым, как по хлебным крошкам, мы могли прийти туда, где уже ничего нет.
Автомобиль мы тоже нашли. По бабкиным описаниям и по камерам слежения, что смогли отыскать в этом убогом районе.
– Толку, – пнул со злостью Дан в колесо, облачённое в зимнюю резину. Машина убогая, бабка была права, а шины новые, чуть ли не блестят. Ну хоть за это спасибо Инденбергу – не рисковал моими девчонками.
Скоро дойдёт до того, что я ему в ноги буду кланяться.
– Что у нас по нему? – в сотый раз спрашиваю у Дана.
– Да ничего, – Дан внешне спокойный, но я вижу: он злится. – Красуется, гад, будто позирует. Спокойный, как слон. Демонстративно на виду. Меня уже тошнит от его рожи и бурной деятельности. Баб, кстати, не водит. Монах, видать. Или заднеприводный.
Ну да. Особенно, если учесть, как он целовал мою Нику…
Я невольно сжимаю кулаки. Мозг в бешеном ритме прокручивает несуществующие картины. Не те, что я видел, а те, что могли бы случиться. Или уже случились. Обиженная женщина способна на безумные поступки. Но кто я такой, чтобы её судить? Сам хорош.
Ольга звонила по нескольку раз на дню. Я игнорировал её звонки. Не отвечал, сбрасывал, понимая: если отвечу, снова буду втянут в разговоры, в которых нужды не было. Всё, что я хотел, ей сказал. Если она не поняла – это только её проблемы.
