Я не считаю себя мнительным, однако эти манипуляции с моим глазом показались мне подозрительными. Для того, чтобы проверить себя, я записался в ближайшую глазную клинику, которых, как оказалось, за время прошедшее поле первой моей операции, появилось в Москве довольно много.
По указанному адресу меня подвез зять, впрочем, теперь уже бывший. Клиника обрадовала хорошим оборудованием и низкими, вдвое меньшими против клиники моего доктора, ценами. Здесь было полно народу. Возле каждого кабинета толпились люди. И это было разительным контрастом с клиникой доктора, которого я больше по инерции называл своим.
Но я чувствовал, что и здесь на меня смотрели косо. Поинтересовавшись, где я делал операцию, мне сообщили, что у меня дырка в конъюнктиве, сквозь которую в склеру в любой момент может проникнуть инфекция, и тогда результат будет не предсказуемым. Я не сознался, кто делал мне операцию, а они, в свою очередь, помочь мне так и не предложили. Я уехал со знакомым мне холодком опасности.
И опять был прием в пустой клинике у такого знакомого доктора, и растущее недоверие и неприязнь к этому человеку. Я, разумеется, не сказал, что знаю о дырке в своем глазу. Ничего не сказал и он, только посопел недовольно, и велел приехать аж через полгода.
Все лето и осень, я пользовался знакомым мне по первой операции средством для заживления конъюнктивы. И мне казалось, что глаз постепенно приходит в норму.
Когда я приехал в назначенный срок, доктор огорошил меня необходимостью новой, якобы срочной, операции. Я чувствовал себя вполне прилично, и мне не хотелось снова ложиться под скальпель. Поэтому я ответил, что у меня есть неотложные дела, которые мне нужно срочно решить, и уж потом я буду готов к операции.
Ну, не говорить же мне о том, что я чувствовал – время уныния проходит, и скоро наступит новый этап моей жизни, который опять потребует полного напряжения сил. Поэтому мне совсем не улыбалось снова превратиться в подопытного кролика.
– Хорошо, – ответил доктор, – решайте свои неотложные дела.
Он, кажется, все понял о моем настроении.
Я уехал, с твердым намерением без крайней необходимости сюда больше не возвращаться.
А про себя я еще много раз повторял одно и то же.
Ах, Елена Олимпиевна, свет очей моих!
Как же мне Вас не хватает!
Очередная, может быть, последняя глава моей жизни началась осенним утром 2013 года.
Помню, как сейчас. Я давно уже проснулся, но поздний рассвет все не хотел наступать, и я все лежал и лежал и все не мог до конца понять, от чего это беспокойство, мучавшее меня все последнее время, вдруг отступило и сменилось твердым и как будто беспричинным спокойствием и уверенностью.
Потом я вспомнил свой последний сон, а может быть, это был уже не сон, а странное пограничное состояние, нечто среднее между забытьем и бодрствованием. Именно в такие мгновенья приходят ко мне самые важные решения, которые, как метроном, размеряют мою жизнь на «до» и «после».
И вот из этого полузабытья пришло твердое и, как всегда, неожиданное решение: я буду писать.
В одно мгновение это изменило все вокруг и меня самого. И это был уже не я прежний, много чего повидавший, а полный профан, начинающий все с чистого листа.
И сколько всего я перепробовал в своей жизни…
А теперь мне снова приходилось начинать все сначала, и неизвестно что еще получится в очередной раз… Но именно эта неопределенность вызывала у меня не боязнь или какие-то сомнения, а твердую решимость.
