– Никому мы тут не нужны, – вздыхали энтузиасты, но по-прежнему погружались в расчеты.
– Крысы! Им бы только набить мошну. – И уходили искать лучшей жизни, бросив заявление на стол.
– Мы теперь даже не рабы, мы хуже бездомных собак! Нам и костей-то не бросят с барского-то плеча! – говорящие так нагнетали тревогу и неприязнь. Они тоже куда-то бежали, пропадали бесследно.
Однако Павлу потребовалось еще несколько лет, чтобы и он принял решение уйти.
Наскоро выбранные бухгалтерские курсы длились три месяца, всем учащимся гарантировали трудоустройство. Поиск быстрых выгод казался абсурдным, но внешняя жизнь утверждала обратное, и Павел пошел на эксперимент.
«Не в науке, так в жизни», сказал он себе, и теперь морщился от несмолкаемого гомона окружающих женщин. «Проводочки, проводочки!», – умоляли суетливые дамы преподавателя, и студент Прелапов терпел этот щебет с трудом, но педантично записывал каждое слово, как ни странно, находя удовольствие в новом занятии.
Он принял угрюмое решение отныне приносить пользу самому себе, раз осчастливить человечество, сказав свое слово в науке, ему не удалось. Похоже, теперь он сможет зарабатывать, а значит рано или поздно найдет и те книги, которые его интересуют. В этом Павел не сомневался, продолжил учебу и оказался прав.
Он дослужился до заместителя генерального директора некрупной, но устойчивой фирмы и остановился. В борьбе за победу его вполне устроила вторая тумба: денег достаточно, риска меньше. Павел точно знал, что с новой специальностью попал в яблочко. Теперь о «проводочках» ему было известно все. Финансовые экзерсисы оказались куда интереснее, чем бесплодные мечты о событиях, ни одно из которых не зависело от него самого.
Теперь Павел словно в руках держал, бережно перебирая, аорты живых существ, позволяя денежным потокам подобно крови напитывать их центры и их периферию. Он знал траекторию каждого сосуда и получал удовольствие, осознавая причины, по которым менялся состав этой «крови», когда она наполняла вены предприятия, где Павел служил. О людях ему теперь тоже было известно намного больше, чем прежде. А о своей первой специальности в кругу сотрудников он помалкивал и без необходимости личных карт не открывал.
Ему нравилось превращать крепкую организацию в юркую невзрачную мышку, недоступную зубам алчных блюстителей государственной казны. Теперь Павел преуспевал и гордился тем, что вовремя сумел найти свое истинное призвание. Однако он поддерживал отношения с прежними коллегами, следил за публикациями и время от времени, открыв компьютер, подолгу записывал свои соображения в папку на рабочем столе.
Мысль о том, чтобы заняться психологией, пришла Павлу еще в детстве. Владимир Иванович, батя, вот кто нечаянно подтолкнул его к профессии, благодаря которой он стал своего рода серым кардиналом.
Не только аорту родной фирмы знали руки Павла. Ему доводилось прикасаться и к другим серьезным финансово-сосудистым системам. Он получал удовольствие, демонстрируя мастерство верхушкам этих систем, и они утверждались в своей устойчивости и желанной внешней невзрачности. Павел же в ответ, по выражению Маши, «шлифовал породистую бородавку», укреплял так необходимую ему, и так сильно поблекшую за последний год уверенность, что он сам хозяин своей судьбы.
Конечно, с установками веры это утверждение совсем не совмещалось. Зато гарантировало устойчивость. Поэтому Павел на подобные темы с Владимиром Ивановичем не говорил. Семья была обеспечена достойно, даже сам неприхотливый батя после долгих уговоров перестал пользоваться метро, пересев за руль скромного автомобиля. Мечталось, конечно, подарить тестю серьезную машину, но тот восстал категорически.
