– Что, сын, обошли тебя заботой? – Архан-бей разломил свой тост и передал половину Ферхату; тот нимало не смутившись, закинул его в рот целиком, прожевал и кивнул.
– Явный подает нам знаки, – Осман-ага вытер рот салфеткой. – Дила должна остаться с нами. Есть возражения?
Никто не возразил, даже Дила: она просто побоялась произнести слово и все потому, что ага грозно свел брови и посмотрел на нее. Дил была уверена в том, что ага пригрозил бы ей тростью, но сейчас ее держал в руках Мехмет-бей.
Дворецкий послал ироничный взгляд Диле, а та, не выдержав, все же, заговорила:
– Осман-ага, это большая честь для меня. Я бы сказала, слишком большая. Спасибо за заботу, да продлит Всевышний ваши дни, но у меня есть свой дом.
Семейство Бояджи замерло. Молчание показалось Диле предгрозовым; она уже ждала гнева аги, но ее спас ...Ферхат:
– Домичек, – он, видимо, запомнил дурашливое слово, которое и стало началом их вчерашней ссоры.
– Что?! – Осман-ага отвлекся на старшего внука.
– Домичек, – Ферхат наградил Дилу странным взглядом. – Дила-ханым так называет свой дом.
– Это что значит? Как это понимать?
Все смотрели теперь на Дилу, а она – на всех:
– Ну... – девушка оглядела стены, потолок, – это такая детская игра. Когда я была маленькой, то очень долго не хотела говорить. Бабушка переживала, мама волновалась, а папа учил. Мы ходили гулять, и он просил рассказать, что я вижу, притворялся, что сам видит плохо. Однажды он показал мне кошку. Она была такая черная с белыми пятнами. Папа очень просил рассказать, какая она, а я и сказала, что черняхва-белочка*. Это стало семейной игрой, мы собирались за столом и коверкали слова. Ну, чтобы посмеяться.
– Молодец, цветочек, хорошо сказала, – Архан-бей тепло улыбнулся. – А домичек?
– Ну он такой квадратненький, как коробочка. Поэтому, домичек.
– А вокруг домичка садичек, – Ферхат прищурился ехидно.
Ферит подпрыгнул на стуле:
– Дила, Дила, – он едва не угодил локтем в тарелку Фуата, – может, ты Дилочка?
– Цветулечка? – Архан-бей не остался в стороне.
– Нахалочка, – ага хохотнул.
– Душечка? – Фуат приподнял брови.
– Нет, Фериточка, я не Дилочка, – девушка помотала головой. – Я Дила Киванч, и у меня есть свой дом, – она многозначительно посмотрела на агу. – Мне он очень нравится.
– Нахалка! – ага ударил кулаком по столу. – А мы тебе не нравимся?
– Нравитесь, – Дила прижала руки к груди, будто извиняясь. – Но я не могу жить у всех, кто мне нравится, иначе я бы попросилась к Керему Бюрсину*.
Громкий хохот Фуата разрядил атмосферу:
– Душа моя, он рыжий, – потешался средний.
– Фуат красивее! – настаивал ага.
– С чего бы? – Ферит шутливо возмутился. – Я не хуже брата, Дилочка, – младший хохотнул.
– Цветочек, и я ничего так себе, – Архан-бей пригладил волосы и приосанился.
Дила заметила, что Ферхат не принял участия во всеобщем бедламе, он внимательно разглядывал куриные лапки в панировке, которые лежали на большом блюде:
– Курья нога? – спросил старший, обращаясь ко всем и ни к кому.
– Курячья... – предположил Фуат.
– Курявая! – ага настаивал.
– Курочная, уверяю, – Архан-бей прикрыл глаза ладонью и старался смеяться не слишком громко. – Ой, все, не могу больше, – он кинул салфетку на стол. – Папа, я уйду, посижу вон там, на диване.
– Курочкина, – Дил всерьез задумалась над куриной ногой. – Куриночкина, курячкина....
– Прекратить! – ага пытался изобразить гнев. – Как вы ведете себя за столом?! Позор!
