Посмотреть в доме мэра и правда было на что. Пол был выложен дубовым паркетом, на потолках горели хрустальные люстры, стены почти сплошняком закрывали шкафы, заставленные книгами, сервизами, хрустальными бокалами, статуэтками и прочими недешевыми безделушками.
Их проводили в столовую, где на длинном, покрытом шелковой скатертью столе, уже стояли блюда с запеченной уткой, поросенком в яблоках, разными соленьями и пирогами. Были даже свежие фрукты и большой кремовый торт, будто они собрались праздновать, чье-то день рождения.
Катаржину и Домака усадили за стол. Пандер Корнель хотел было сесть напротив, но двери вдруг распахнулись и в комнату вплыла изящно сложенная женщина с рыжими волосами, убранными в высокую прическу. Ее кожа, видневшаяся из под лилового бархатного платья, казалась отлитой из фарфора, а глаза походили на темную прорубь, вырубленную посреди замерзшего озера.
Домак вздрогнул, завидев ее. Его рот приоткрылся, а кадык резко дернулся.
– Розочка, милая, посидишь с нами? – заворковал пандер Корнэль, и, Роза, кивнув, опустилась на стул, который он ей подвинул
Катаржина нахмурилась. Сколько бы она ни принюхивалась, ее ноздрей касался лишь приторный аромат духов и пудры. Она не чувствовала, запаха тлена. Если бы не слова Якова, то она была бы уверена, что жена мэра – обычный человек.
Все принялись есть. Еда пахла нормально. Будь в ней яд, они бы с Домаком почувствовали. За столом шла обычная светская беседа. Пандер Корнэль расспрашивал о жизни в столице, и сокрушался, что давно там не был. Домак, говорил, что в столице суетно и шумно и он бы лучше перебрался на юг.
Катаржина слушала их, подперев ладонью щеку, и изредка вставляя в беседу реплики. Ей уже порядком наскучил этот цирк, и она все ждала, когда пандер Корнэль перейдет к главному.
Их тарелки опустели и в столовую вошла служанка в скромном сером платье и переднике. Она прошла вдоль стола, собирая пустую посуду. Когда она нагнулась над Катаржиной, чтобы забрать ее тарелку, та едва сдержала дрожь. В доме мэра прислуживала Наташенька – сестра портье, та самая девочка с двумя хвостиками с фотографии висевшей в его комнате.
– Панде Катаржина, могу поинтересоваться, каковы же результаты проверки? – наконец, спросил пандер Корнэль.
– А вы, как думаете? – переспросила Катаржина.
– Да, я думаю, прошли, – с надеждой протянул он. – У нас же, все хорошо, четко, чисто и по правилам.
– Ну, если только правила предусматривают несанкционированное обращение людей в вампиров и строительство подпольных кровяных свиноферм, – ответила Катаржина.
Домак вздрогнул, скосив на нее взгляд. Он видимо не думал, что она так прямо все скажет.
Пандэр Корнель замер. Его рот медленно приоткрылся, щеки обвисли. Он стал похож на огромного обиженного младенца, который вот-вот заплачет.
Молчание прервал заливистый хрустальный смех. Хохотала панде Роза, откинувшись назад и запрокинув голову, словно подставляя шею.
– А, ты не дурна, все-таки заметила! – воскликнула она, поворачиваясь к ней. – Жаль только, что оборотень. Вас, псин, в вампиров не обратить.
– Оборотней псин не бывает, – заметила Катаржина. – Мы волки.
– Это все… это все недоразумение. Вы все совсем не так поняли… – запричитал пандер Корнэль.
Роза лишь искоса на него глянула и он замер, словно зажеванная кинопленка.
– Да, вы все не так поняли, – подтвердила Роза, снова уставившись на Катаржину. Ее зеленые глаза пожирали, грызли, выхватывая из ее души куски. – Это не кровяные свинофремы, а человекофермы.
