Холмский поднялся, от резкого движения кровь хлынула вверх, закружилась голова.
– Вам плохо?
Мужчина с утиным носом взял его за руку и зачем-то сдвинул к лежащему на земле человеку. И задом стал к «Фольксвагену», под которым валялся огрызок. А у самого левый нижний карман жилетки оттопыривается. Или яблоко в нем, или что-то другое. А правый нижний карман надорван, и в нем пусто. Холмский насчитал восемь карманов на одной жилетке, но основных из них два. И оба косые, под прямыми накладными. Один из этих косых карманов и надорван, кто-то запустил в него руку и с силой потянул на себя.
– Все в порядке! Отойдите, пожалуйста! Нельзя здесь находиться!
Холмский сам взял мужчину за руку, потянул в сторону от «Фольксвагена», но тот все-таки умудрился незаметно пнуть огрызок яблока, затолкав его вглубь под машину. Пнул незаметно для зевак, но не для Холмского.
– А ты из полиции? – резко спросил утконосый.
– Я врач, а полиция сейчас подъедет.
– Я тоже врач, и что?
Мужчина отошел в сторонку, но уходить не спешил. Повернулся к Холмскому, упер руки в бока, при этом распахнув полы жилетки.
Джинсы у него без ремня, на поясе держались за счет подходящего размера. Чистые джинсы, только что после стирки, еще не успели растянуться. Чистые джинсы, только одна штанина испачкана, сбоку, на уровне коленки, грязь совсем свежая. Позавчера весь день шел дождь, машина, возле которой душили человека, стояла немытая.
– Не врач ты! – глядя на утконосого, качнул головой Холмский.
– А кто я?
Холмский покачал головой. Не самое сейчас подходящее время, чтобы задаваться вопросом, почему под левым глазом у мужчины больше морщин, чем под правым. Может, потому что он чаще щурит левый глаз, чем правый. И эта жилетка со множеством карманов, какая обычно бывает на вооружении у профессионального фотографа, для множества мелочей, которые приходится таскать с собой. И еще взгляд у мужчины быстрый, оценивающий, запоминающий. Фотограф искал ракурсы, а нашел надкушенное яблоко. Затолкал его под машину и обрел душевное равновесие. Но нервы все еще зудят, душа требует конфликта, но ничего не будет. Не станет утконосый обострять ситуацию, понимает, что нужно держаться в тени.
– Мужчина, ну что вы к человеку пристали? – вмешалась женщина с большой родинкой под носом.
– Вот не делай людям добра!.. Все, все!
Зевак становилось все больше, утконосый сдал назад, хотел затеряться в толпе, но Холмский не выпустил его из виду.
Наряд полиции прибыл раньше скорой.
– Что тут у вас? – пристально глядя на Холмского, спросил офицер с маленьким носом над большой верхней губой. – Кто вы?
– Да вот, случайно проезжал, смотрю, человек лежит, а я врач скорой помощи.
– Живой?
Мужчина дышал, даже щечки порозовели, но в сознание не приходил.
– Искусственное дыхание…
То ли утконосый жить не мог без яблок, то ли они успокаивали нервы, так или иначе он уже вгрызался зубами в кисло-сладкую плоть. То самое яблоко достал, которое оттопыривало карман. Уходить он не спешил, зевак много, он всего лишь один из них.
– После насильственного удушения.
К «Фольксвагену» подошел молодой мужчина в дорогом спортивном костюме.
– Я могу уехать? – спросил он, явно рассчитывая на положительный ответ.
Во-первых, он освободит место, будет больше пространства для маневра. Во-вторых, машина новая, дорогая, ее могут поцарапать, а ему это нужно?
– Пока не можете, – глядя на офицера, сказал Холмский. В первую очередь он обращался к сотруднику, а потом уже к владельцу автомобиля.
