Сердце, тебе не хочется покоя! - страница 7



Придет другой – Великий Режиссер,
Тихонько звездный занавес раздвинет
И грим сотрет – актерский пестрый сор.
14 мая 1918

«Колеса размерно выстукивают…»

Колеса размерно выстукивают
Безличный и длинный мотив.
Задумчивый взор убаюкивают
Беззвучные коврики нив.
Устало полоску заканчивая,
Мужик натянул повода
И скрылся. А в небе обманчивом
Как искра, мигнула звезда.
Тоску избывая неистовую,
Вздыхая, завыл паровоз,
И ветер, по стенкам посвистывая,
Угарные вздохи принес.
Прощаясь, на окна захватанные
Закат уронил алый мак,
А сердце все ищет спрятанное,
И тянут колеса трепак.
20 мая 1918

«Юный клерк сидит за меморьялом…»

Юный клерк сидит за меморьялом,
Веки липнут словно ото сна,
И рука, суха и холодна,
Чертит цифры росчерком усталым.
Пять, один и двойки стройный выгиб,
Строчка букв, и снова пять и два.
Впился в грудь проклятый угол книги,
И набухла тяжко голова.
Юный клерк сидит за меморьялом,
За окном весенний день бежит.
Высоко проносятся стрижи,
И закат упал кораллом алым.
6 июня 1918

«Я люблю ходить по Зарядью…»

Я люблю ходить по Зарядью
Вдоль рядов москательных лавок.
Там так пахнет смоленным канатом,
Точно ходишь по пристани людной,
И как будто грохочет лебедка.
Рыбой пахнет и йодистым илом,
И прибойное ухает море
Близко-близко, за теми домами.
И душа, обманувшись счастливо,
Рифмовать приготовилась море…
12 июня 1918

«За годом год устало ставит вехи…»

La vida es sueno.

Кальдерон
За годом год устало ставит вехи.
В канве минут сплетенные в узор
Все наши слезы, беганья и смехи,
Как трафарет, печальный видит взор.
Идем путем разученно-конечным,
И через океан куда-то вплавь,
Но лишь на миг душа зажжется вечным,
И лишь во сне на миг увидишь явь.
Мильоны слов, что за день мы наскажем,
Вернутся вновь по замкнутой кривой —
Сегодня жизнь мне кажется миражем
Среди песка в пустыне мировой.
1 августа 1918

Картина Рубенса

Графины и плоды на блюде.
Как переспелый дерзкий плод,
Глядят полунагие груди,
И виден тела пьяный пот.
Веселье лиц румяно-алых,
Глаза и губы – все пьяно,
И в странно-вычурных бокалах
Навеки пенится вино.
Внизу румяных яблок стружки,
Небрежно сброшенный венок.
И развалившийся пьянчужка
В глубоком сне у голых ног.
1 августа 1918

Стихи на полях книги Овидия

Если хочешь встретить Пана,
Выйди утром рано-рано,
Чуть пропел петух,
И иди, пока прохлада,
К ручейку, где поит стадо
Молодой пастух.
Притаись в глухой орешник,
И пускай твой ум-насмешник
На часок уснет…
Свод небесный улыбнется,
Каждый кустик встрепенется,
Кто-то запоет.
И увидишь в вихре диком
Пронесутся нимфы с криком,
А меж ними пьян,
Весь закутанный в росинки,
С нежной песней на сиринге
Горбоносый Пан.
3 августа 1918

«Я слишком пью из чаши бытия…»

Я слишком пью из чаши бытия
Напиток слез, желаний и веселья,
И буйный хмель оплачиваю я
Больной и четкой логикой похмелья.
Спадают маски, рвется жизни ткань,
И отовсюду пошлость корчит рожу.
Атлас мечты – как будничная рвань,
И знаю я, как черви гложут кожу.
Уходит жизнь. На сердце – белый шрам.
Вокруг хаос, как череп обнаженный.
И я стою, как горестный Адам,
Познавший все и радости лишенный.
3 августа 1918

«О, сколько бессмысленной боли!..»

О, сколько бессмысленной боли!
И редко бывая в тиши,
Я лишь напряжением воли
Скрепляю пылинки души.
Смеюсь, когда стиснуты зубы,
Борюсь, когда хочется спать,
Стараюсь быть каменно-грубым,
А сердце готово рыдать.
Калечу душевную лютню.
Над бездной по нитке скольжу,
А сзади и спереди будни
Знакомую чертят межу.
И только ночные раздумья,