– Ш-ш, – шипит Элиза, раздражённая. Это просто восхитительно.
На экране молодая актриса начинает длинную драматичную историю о бывшем, который её бил, и как она была бы одинока в этом мире, если бы не её семья с улицы 2-я Строительная. В целом, довольно слезливое видео.
Я изучаю линию носа Элизы, усыпанную веснушками изгиб скулы, её тонкие блестящие волосы. Я представляю, как снимаю заколку и пропускаю прядь её волос сквозь пальцы; они, без сомнения, будут шелковистыми на ощупь.
Её волосы скорее медовые, чем цвета ирисок, решаю я. И сама она – не лакомство. Она прямолинейна и проста. Технически невзрачна, но тихо красива. Большинство не заметило бы её тихой красоты, особенно здесь, где столько яркого, чтобы привлечь взгляд.
Её робкая смелость добавляет привлекательности. Прямолинейность, с которой она держится, отдавая команду. Как иногда кажется, что она собирает силы из глубины души.
Я хочу, чтобы она остановила фильм и заговорила.
– Там… буквально четыре недели этого видео? – спрашиваю я.
Она ставит на паузу и поворачивается ко мне.
– Посмотрим, не так ли? – отвечает она чопорно.
– Да ладно, – говорю я. – Это не по-настоящему.
– Это абсолютно настоящее видео, – говорит Элиза. – На сто процентов. В этом и суть. Пожалуйста, сохраните остальные вопросы до конца презентации.
– Это не настоящее, – продолжаю я, – в смысле, это всё для того, чтобы сделать соглашение максимально болезненным. Это не настоящая программа.
– Нет, настоящая, – говорит Элиза, выпячивая подбородок. – Это программа про эмпатию, с человеческими историями о реальных людях. Знаете, эти двуногие существа, что бродят по улицам внизу?
Язвительный всплеск от Элизы. Ещё одно неожиданное удовольствие.
Она снова нажимает «плей».
Дядя Валера вернулся, рассказывает, как соседи вспомнили его день рождения.
– Я думал, дни, когда люди помнят мой день рождения, позади, – говорит он, показывая ярко упакованную коробку.
Я незаметно беру телефон со стола и кладу на колени, прокручивая сообщения. Проходит всего пять минут, прежде чем она замечает.
– Эй!
– Что? – говорю я.
– Что вы делаете?
– Читаю важное сообщение.
– Не надо.
– Только взгляну.
Она хмурится.
– Вы не можете смотреть в телефон.
– Не могу смотреть? – переспрашиваю я, отзеркаливая, чтобы её поддразнить. Пойдет ли она дальше?
Её ноздри раздуваются.
– Вы должны смотреть программу. – И, будто опасаясь недопонимания, добавляет: – Это программа, назначенная судом.
– Но это крайне важные сообщения. Как я могу заверить свою команду, что я всегда на связи, если не могу ответить?
Она хмурится, задумавшись.
Переговоры 101: сделай свою проблему их проблемой.
Я добавляю:
– Как я могу полностью сосредоточиться на фильме, зная в глубине души, что могу пропустить важные сообщения? Как нам вместе обеспечить, чтобы я оставался на связи с командой?
– Никак, – говорит она.
Я, мягко говоря, удивлён. Я ожидал, что она сдастся. Она какая-то младшая сотрудница, которой, вероятно, Демьянов заплатил бонус, чтобы программа была максимально раздражающей. Какое ей дело, посмотрю я сообщение или нет? Деньги она всё равно получит.
Мой прошлый наставник, назначенный судом, без проблем разрешал иногда проверять телефон. К концу трёх дней наши сессии длились полторы минуты – ровно столько, чтобы он дал мне задание, которое я перепоручал помощнику. Это было идеально. Правдоподобное алиби для всех.
