– Помню, конечно! На всех фотографиях твою гитару держит!
– Я выскочил, кричу: «Серёга, Серёга, а он на своей тележке как припустит! За угол завернул и как сквозь землю….
– Может, всё-таки не он?
– Да он! Точно! Я Серегу с закрытыми глазами узнаю.
– А ведь жене он написал, что встретил другую женщину, полюбил и уехал к ней… куда-то там на Север… Я тогда так на него взъелась, а оказывается, он….
– Ну да. Не захотел жену обременять. Знаешь, из головы у меня не идёт
эта тележка. Как после отечественной войны… Ну должны же были ему инвалидное кресло там…
– Ты говоришь, табличка болтается, – так он милостыню просит! Побирается. А тележка такая… Ну чтобы люди жалели… Вот так наше государство заботится о своих «сынах». Отправили на тот свет больше десяти тысяч молодых ребят… А теперь пусть живут инвалиды, как хотят. Без работы, без медицинской помощи.
Надежда подошла к мужу и провела рукой по его волосам.
– Слушай, надо его жене написать! Она его найдет! Не бросит…
– Не смей! Не лезь в чужую жизнь! Если уж он от меня сбежал… Короче, не лезь! Ладно, я сейчас соберусь. А ты все-таки спроси у Докторицы таблетки, только не говори, что для меня…
***
На утренней планерке Степашка клевал носом, и время от времени получал то тычок локтем от Олеси, то испепеляющий взгляд Евы Петровны.
– Ребята! Я вместе с вами уже неделю, – сказала Надежда, – живу, работаю, наблюдаю… Так вот, дорогие вожатые! В начале смены ребятам не хватает вашего тепла, сочувствия, доброты. И очень часто у нас в лагере звучит слово «нельзя». Допустим, нельзя ходить вне строя… На линейку – понятно. Ну а в столовую, в лес, в кино… Бесконечные построения, дух казармы.
– Ну уж это вы, голубушка, перегнули… – возмутилась Ева Петровна.
И началась ежедневная перепалка старшей вожатой и старшего воспитателя. Ребята воодушевились. Чья же сегодня возьмёт вверх?
– Минутку, Ева Петровна! Я вас не перебивала. Нельзя утром на рыбалку! А почему не пойти маленькой компанией?
– Да, правда! А почему всё нельзя? – ринулся на защиту Степашка, он явно симпатизировал старшой.
– Почему не позволить ребятам встретить солнце ранним утром? Почему нельзя пойти в другой отряд на «Огонек»? Нельзя, нельзя… И… очень много у нас мероприятий… репетиций… А главное-то в работе с ребятами – не мероприятия, а отношения…
– Да, да! Правильно! – закричали вожатые.
– Ну, вы нам сейчас наговорите, Надежда Геннадьевна. Тогда не будет никакой дисциплины! Нет на вас сегодня Марины Степановны!
– Я считаю, если ребенок тебя уважает, любит, то он всегда будет слушаться своего вожатого, вожака!
Над лагерем из репродукторов разнесся сигнал побудки. Надежда полушутя, полусерьезно, обращаясь к вожатым, весело сказала:
– Всё. Время вышло! Вожатый! К борьбе с трудностями в деле воспитания подрастающего поколения будь готов!
– Всегда готов! – подхватили вожатые, готовые на всё новое и необычное. Они весело задвигали стульями и разбежались.
Ева Петровна, направляясь в свой корпус, не могла успокоиться и по чём зря ругала старшую вожатую:
– Мерзавка! Тварь! Уродина! Раздавить гадину, чтобы места мокрого от неё не осталось! Вышвырнуть бы её вместе с сыночком неуправляемым! Жаль, что из партии теперь таких выскочек не выгоняют. Но ничего, ничего! Отольются волку овечьи слёзки!
Овечкой в этой ситуации выступала, конечно, она.
***
Солнце припекало, и нещадно хотелось пить, а воду детям выносили только в одиннадцать. Сегодня, Евгений, уже провел все запланированные на первую половину дня занятия, но решил посидеть, наблюдая за играми детей, где находилась его дочка. Настроения не было. Он думал всё время, сказать Надежде о новой болячке, или оставить её в неведении? Эта дурацкая опухоль, а он и жизни-то ещё не нюхал! Пока у него только головные боли, а потом? Будет Надька сидеть у его постели и корчиться от бессилия? Нет, она этого не заслужила. Надо с ней расстаться. Развестись! Сделать так, чтобы она меня возненавидела! Нет, не знаю, не знаю, что делать. Ладно, все само рассосется, устаканится. Кстати, так хочется выпить! Ну или просто попить…
