Протекала речка, через речку мост,
Там паслась овечка, у овечки хвост!
Да, да, да! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь!
Семь, шесть, пять, четыре, три, два, один!
Надежда, напевая, быстро зашагала к пионерской:
Да, да, да! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь!
Семь, шесть, пять, четыре, три, два, один!
Мимо нее гордо прошествовали Елена и Алла. Через несколько шагов Алла остановилась и процедила вслед Наде:
– Ах-ха-ха! Ножки-то, как у козы рожки… А юбчонку-то одела… уже не по возрасту… Сама, поди, шила… Аха-ха! Из того, что было!
– Прекрати! – опешила от такой наглости Лена. – Отстань от нее! Мне за тебя стыдно!
– Подумаешь…
Надежда всё слышала. Но что она могла? Набить сопернице морду? Но та сильнее неё, и потом весь лагерь будет обмусоливать эту драку. Сказать ей что-то гадкое, значит, стать базарной бабой, опуститься до этой недалекой Аллочки. Она не повернулась, не ответила сопернице, а быстро пошла вперед. Прочь, прочь отсюда!
Вбежав в медпункт, Надя рухнула на стул. Конечно, у Докторицы было полно народу. Ольга бинтовала ногу Кольче – порезал стеклом. Здесь же у двери мальчика ждали товарищи. Среди них был и Антон, который подавал матери тайные знаки «я здесь, я люблю тебя». Докторица завязала узелок и стала приговаривать странные слова, наклонившись к больной ноге пациента:
– У волка боли! У медведя боли! У лисички боли, а у Коленьки – не боли! Все, дружок, до свадьбы заживет! Дуйте в отряд.
Парнишка нехотя встал, поморщился. Но его тут же окружили верные друзья, а Антон подошел к Ольге Григорьевне и поинтересовался:
– А это, теть Оль, вы что ему сейчас рану заговаривали?
– Ну да!
– Так что, эти все зверушки будут теперь хромать?
– Зачем? Почему хромать?
– Ну, вы же им сейчас Колькину боль передали… А если бы он ходил на четвереньках, как звери, и его рука была бы, как его нога, то есть не рука, а лапа, ну, ихняя-то лапа, а его-то рука… или нога…
– А ну быстро в отряд! Рука, нога, лапа… Я ве-е-едьма-а!
Докторица сделала страшные глаза, из-за линз они стали огромными, и пошла на детей, растопырив руки и покачиваясь в разные стороны. Мальчишки с громким хохотом скатились с крыльца и с криками «Ведьма!» погнались за хромоногим Кольчей.
Ольга помыла под умывальником руки, села напротив Надежды и спросила:
– Ты чего взъерошенная такая? Случилось что?
– Оля, я старая? – ошарашила своим вопросом Надя.
– Сбрендила? А мы с Маринкой по твоему кто тогда? Две задержавшиеся на этом свете долгожительницы?
– Ольга, скажи честно! Моя юбка соответствует моему возрасту? Не слишком короткая?
– Нормальная, модная юбка… Ножки у тебя просто класс! Только в коротких юбках и ходить! Так, мать, что случилось? Внятно объясни!
Надежде так стало себя жалко, что слезы хлынули из глаз. Она давно уже хотела выплакаться, но негде было.
– И юбка дурацкая, и одеть мне нечего, все сваливается, всё велико-о-о! И сама я страшная, морщины на морде и титек у меня нет… А ему нравятся титьки и толстые… эти…
– Титьки, говоришь? Это серьёзно! А хлебные корочки для титек ела?
– Ее-е-ла…
– А капусту свежую? – едва сдерживая смех, перечисляла Докторица.
– И капу-у-усту…
– Да, подруга, зря только продукты перевела!
Ольга Григорьевна решительно встала, налила в мензурку спирта и, разбавив его водой, протянула Наде.
– На-ка, выпей, красавица моя!
Надежда скорчила лицо, отвернулась и оттолкнула мензурку.
– Фуууу!
