Сестры Мао - страница 13

– Прости, – сказала Айрис.

– Где ты была?

– Гуляла.

– Неделю?

– Столько, сколько, блядь, хотела.

– Ох, я вижу.

Из-за монашеской лысины на макушке Саймон выглядел так, словно его переживания износились. Там, где он пытался эти переживания соскрести, остались струпья. Теперь он перестал чесаться и уперся локтями в стол. Раскинул руки в форме буквы V. – Вы это слышали, дамы и господа? – сказал он воображаемым слушателям. – Маленькая мисс думает, что вольна делать, что захочет и сколько захочет. Что вы об этом думаете, а? Он сделал паузу, затем свел руки и положил на них подбородок.

– Да, да, ага, я полностью согласен, – сказал он, кивнув. – Я тоже думаю, что пришло время вернуть ее в реальный мир. У нее есть работа, и пока она не сделана, она не вольна делать что пожелает. Она вообще несвободна. Она противоположность свободной.

Айрис присоединилась к игре, повернув голову к невидимой аудитории у задней стены.

– Верно, – сказала она. – Она рабыня. Айрис – рабыня этого человека, а с ним и всей ебаной группы. Сраная двойная рабыня.

Они столкнулись взглядами.

– И на будущее, Саймон, если вылить аммиак на пол, это никому не поможет. Подобрать дерьмо было бы быстрее и легче.

Саймон не употреблял наркотики, которые изготавливал на продажу, но он запойно пил, а пьяным любил пренебрежительно отзываться о коллективе «Уэрхауза», его перформансах и его миссии. Большинство участников коммуны его боялись. Они понимали, что он в некотором смысле необходим, что функция его не заявляется, но его грубость и воинственность казались угрожающими; его правые разглагольствования не отличались от тех, от которых они укрылись в коммуне, и потому они держали дистанцию. Даже Ева, связанная с ним родством и понимавшая, что оттенок безумия не делал его опасным, – даже она избегала находиться с ним в одной комнате. Айрис не боялась. В ее жизни не было никого добрее Саймона, и она любила его, несмотря ни на что.

Он достал из пепельницы недокуренную сигарету и поджег ее. Он обкусал ногти под корень, не считая ногтя на мизинце, который сохранил, чтобы им чесаться.

– Я дал тебе на продажу не так уж много. Можно было сбыть за день.

– Что я могу сказать, Саймон? Бизнес шел медленно. Произошло много вещей. Людям надоело. Они хотят нового опыта. Вкусы меняются.

– Бред. Покупатели всегда найдутся.

Он сделал полную затяжку. Выдохнул дым через нос. Еще немного почесался.

– Если хочешь быстро, делаешь быстро.

– Я не думала, что у нас какая-то особенная спешка. Едва ли у нас проблемы.

– У нас всегда проблемы, Турлоу. Последняя капля – сраная плата за телефон. Отключили вчера.

– Грязные уебки.

– Либо это, либо свет. Мне пришлось сделать выбор.

Она с отвращением встряхнула головой:

– По крайней мере у нас есть свет. Это главное.

Саймон пробормотал что-то неразборчивое, отхаркнул сгусток мокроты. Сплюнул его в скомканный носовой платок, который достал из кармана халата. Облизав потрескавшиеся губы, он влил в себя немного водки из бутылки на полу.

– А? – спросил он, предлагая бутылку.

– Нет, – сказала она.

Саймон осушил бутылку до дна:

– Хоть все распродала?

– Более или менее.

Засунув руки в новые джинсы, она отвязала мешочек и бросила его на стол. Из-за порыва воздуха некоторые кристаллы разлетелись.

– Аргх!

Саймон смахнул их обратно на серебристую фольгу:

– Думай, блядь, что делаешь.

Он раздавил сигарету в пепельнице, открыл мешочек, достал деньги и начал их пересчитывать.