Сестры Мао - страница 12

Среди членов «Уэрхауза» существовало не озвученное, но от этого не менее реальное представление, что все расходы, которые они не могли покрыть своими скудными взносами, должны покрываться деньгами семейства Турлоу из состояний Айрис и Евы. Торговля наркотиками, которой занималась Айрис, была совсем не гвоздем программы, а побочным делом: в меньшей степени способом получения дохода, нежели способом занять не слишком творческих членов (как Айрис) и поддержать репутацию группы – презрение к закону, опасность – на сцене авангардного искусства. Несмотря на неточность такого представления (Турлоу действительно были богаты, но Айрис и Ева были отрезаны от своих состояний из-за их образа жизни), сестры его не отрицали, потому что считали, что так вести дела удобнее. Членам группы было комфортно считать себя частью системы, берущей у тех, у кого дела обстоят лучше, и отдающей тем, у кого хуже. Так было меньше ссор, отношения становились более гибкими, ослаблялись зависть и конкуренция. Когда деньги отошли на второй план, все почувствовали свободу для выполнения более важной задачи, создания искусства – и создавали больше искусства лучшего качества.

– Айрис? Алли-на-хуй-луйя! Ты одна?

– Открой дверь, Саймон.

– Ты. Од…

– Тут только я. Впусти меня.

Она услышала, как он отодвигает кресло. Разбрасывает вещи.

– Саймон, черт возь…

Дверь распахнулась. Брови Саймона выражали беспокойство, а все лицо – огорчение. Он внимательно осмотрел коридор мезонина.

– Входи, – сказал он, потянув ее за рукав.

– Ой, не порви.

Он захлопнул за ней дверь. Запер ее.

Комнату заполняли дым и запах редко выходящего из нее человека. Окно было заложено кирпичом, поэтому свет исходил только от лампы на столе. Прямо под лампой, на куске серебристой кухонной фольги, лежала кучка кристаллов кислоты.

Скрипя подошвами старых ботинок, Саймон вернулся в кресло за столом. Как всегда, на нем был халат, испачканный остатками еды. Под халатом, который он не застегнул, виднелись жилет, брюки и подтяжки от костюма, сшитого в пятидесятых за несколько шиллингов; он продолжал носить его, самостоятельно заштопывая дырки. Он уселся и немедленно вернулся к работе: растворил кристаллы в дистиллированной воде и вылил смесь на промокательную бумагу, чтобы получить отдельные кусочки. Не глядя на Айрис, он сделал жест, приглашавший сесть где удобно, хотя вариантов было немного – стул и пол. Она решила постоять.

– Саймон, – сказала она. – Что происходит? Где все?

– Тсс, – сказал он. – Слышишь?

– Что?

Он ткнул своей плохо прилаженной искусственной рукой в сторону беспроводного радио на полке:

– Это.

Оно было настроено на войну. Звук был выкручен до предела. – Они проиграют, ты это знаешь. Разбиты…

Он затряс головой, рассмеявшись немного безумно.

– …толпой крестьян.

– Саймон, послушай, мне надо знать, куда…

Он вскочил и ударил протезом по радио, чтобы выключить его.

– «Саймон, послушай»? Может, для разнообразия «Айрис, послушай»?

Указательным пальцем здоровой руки, настоящим дрожащим пальцем он указал ей между глаз.

– Тебя не было неделю. Ни слова. Ни звука.

Один палец превратился в пять, нависнув над вещами на столе.

– Посмотри на все это. Мне нужна была твоя помощь. Я просил тебя вернуться как можно скорее. Ты знала, что эту партию надо было доставить.