Сестры Мао - страница 19

Не нажав на кнопку, она отвела взгляд, выпрямилась. Отступила от камеры. Почувствовала напряжение в пояснице, положила на нее руку.

В соответствии с ее точными указаниями помощники установили три камеры полукругом на расстоянии трех метров друг от друга, направив их на цветок, который она выбрала накануне и пометила ленточкой. Справа стоял ее среднеформатный «Роллейфлекс». Слева – двухлинзовый объектив «Шанхай-4». В центре, где она стояла, – «Киев-88». Камеры были самым ценным ее имуществом, ее драгоценностями. Они хранились в специальных футлярах в особом шкафу. После каждого использования камеры чистили и проверяли на наличие следов и потертостей. Это не делало ее талантливым фотографом, скорее это была дотошность любителя, который серьезно относится к своей работе и не видит себя вне перфекционистского стремления иметь лучшее из возможного или ничего.

Она перешла к «Роллейфлексу». Проверила выдержку, открыла видоискатель и склонилась над ним. Преподаватель фотографии учил ее держать спину прямо и смотреть в видоискатель с расстояния – хороший пример того, почему не следует верить учителям: посмотрев на эту позу критически, можно было увидеть ее реакционность, привлекательную только для тех, кто боится показаться деревенщиной и привык восхищаться собой. На самом деле, чтобы рассмотреть предмет во всех подробностях и получить наилучший результат, надо было согнуться, как заправский пролетарий, и приблизиться к камере.

Обнаружив, что ее хризантема находится не в центре и расплывается, она исправила угол и фокус «Роллейфлекса». В новой, более резкой картинке день казался мрачнее, чем был, а цвета – темнее, поэтому цветок казался теперь ярким пятном среди теней. Его настроение стало даже двусмысленнее, чем прежде: где он был открыт, он словно звал к себе, а где закрыт – будто защищался, готовясь к ливню, который одновременно напитает и исхлещет его.

Она бросила взгляд на тучи: они грозили дождем, но едва ли могли его дать. Если бы она хотела снять «Хризантему под проливным дождем», этой картины ей пришлось бы добиваться искусственными средствами. Быстро двигаясь, чтобы освещение не изменилось снова, она опустила пальцы в чашу с водой, которая стояла на ее рабочем столе, и обрызгала цветок. Затем она задвинула бамбуковую ширму перед клумбой, поставив ее таким образом, чтобы порывы ветра не сдули капли воды с лепестков.

Поспешив вернуться к камере, она сняла очки, энергично протерла линзы и надела их, резко надвинув на переносицу. Недовольная изображением «Роллейфлекса» и подумав, что дело может быть в ее зрении, она накрыла голову куском бархата и посмотрела сначала одним, а потом другим глазом. Провернув фокус несколько раз в одну и в другую сторону и не сумев добиться четкости в центре без потерь по краям, она решила, что проблема не в ней, а в «Роллейфлексе», и отказалась от него в пользу «Шанхая».

Ее наставник придерживался теории, что смотреть и видеть – два разных способа восприятия. Смотреть – это обычный способ восприятия мира замутненным мыслями невооруженным глазом. Видеть же можно только через объектив камеры, и это подразумевает сложный процесс взаимодействия с сутью вещей через машину. Ей всегда было трудно понять смысл этой теории, но теперь благодаря «Шанхаю» ей показалось, что она его уловила. Хризантема была белой и содержала в себе все сущее; в каплях воды, прилипших к лепесткам, были все краски мира. Увидеть и сфотографировать – значит утолить жажду общения, отношений, любви.