Сестры Мао - страница 21

– Вы поедете лично?

– Без промедления. Я сама навещу товарища Суна и поговорю с ним лицом к лицу, – по-видимому, теперь это единственный способ заставить кого-то тебя услышать. Я должна была сразу так сделать.

– Мне надо будет попросить разрешения на использование машины, командир.

– Так сделай это.

– Причина вашей поездки? Для формы.

– Важное дело Комитета пропаганды, связанное с предстоящим гала-представлением в честь первой леди Филиппин. Точнее не надо. Я поставлю свою печать.

Цзян Цин прошла вдоль камер, закрывая видоискатели.

– Скажи, солдат, – сказала она на обратном пути, – дело товарища Суна не слишком тяжелое, его можно унести?

– Не сказал бы. Одна папка. Полная, но нести можно.

– В таком случае положи на мой стол, чтобы я увидела. Я возьму его с собой и почитаю в дороге.

– Сию минуту.

– И, солдат, возьми «Волги».

– Командир?

– «Волги». Не «форды». Русские нам больше не друзья, но, не считая происхождения, это хорошие машины, и они проще. Это личный визит и деликатная ситуация. Я не хочу шума. Как сделаешь это, найди, пожалуйста, мою дочь. Мне понадобится ее помощь.

– Ваша дочь поедет с вами, командир?

– Да, поэтому ей надо будет переодеться для выхода в свет.

Скажи ей об этом, а если она не захочет, что ж, у нее все равно нет выбора. Ясно?

Помощник отдал честь.

Цзян Цин отмахнулась от него.

– Ах, и пусть кто-то унесет эти камеры. Как можно скорее. Не хочу, чтобы они здесь остались и на них кто-то нагадил.

Взволнованная, она поспешила назад. В последнее время она редко выходила из Комплекса, и только когда появилась возможность экскурсии, она ощутила, какую клаустрофобию навевает на нее это место при всем своем сиянии и как ей нравилось ездить на машине по городу, видеть людей и быть с ними. В Отдельную резиденцию она пошла другой дорогой: сначала по мосту, как и пришла, затем обогнула бамбуковую рощу и двинулась вдоль берега озера, избегая центральных дворов; идти придется дольше, но вряд ли на пути попадутся люди, которых она не хотела видеть. И правда, единственным человеком, которого она встретила, пока не дошла до часового у входа в резиденцию, был садовник, на коленях счищавший мох с основания императорской таблички. Цзян Цин хотела убрать эти таблички или хотя бы уничтожить их злые надписи, но ее муж вмешался и уберег их. «Оставь их, – сказал он, – никто их не увидит».

Когда она проходила мимо, садовник ей поклонился.

– Я никто, товарищ, – сказала она ему. – Хозяин – труд.

В спальне она обтерла руки и шею горячими полотенцами, которые принесла ей служанка. Джемпер и юбку она сменила на темно-синий костюм советского покроя. Вместо белых пластиковых сандалий выбрала старую пару кожаных туфель на низком каблуке. Слегка причесала волосы, чтобы не ослабить завивку, затем собрала в пучок и надела плоскую кепку.

На столике в кабинете дымился приготовленный для нее куриный бульон. Она сделала пару глотков, но допить до конца терпения не хватило.

– Посмотри, почему задерживается моя дочь, – сказала она третьей помощнице.

Хризантема, помещенная в тонкую фарфоровую вазочку, стояла на столе в форме розы. Покачав головой, Цзян Цин перенесла ее на рабочий стол. Не присев, она открыла дело Сун Яоцзиня и стала его листать. Вернулась помощница.

– Ваша дочь просила сказать вам, что сегодня она не выйдет из Комплекса.

– Не хочет?

– Она сказала, что не может. Что она занята с ребенком.